– Помоги мне, Юрий! Ты же так любил мою Ганусю… Не делай её сиротой.

Молча прохожу вперед. За спиной раздается отчаянный крик. Еще не так давно я пожалел бы его – но не теперь. Этот кирпич из украинской глины лег во вражескую стену. Его надо расколоть.

Отпустив теплый комок перьев, жду, пока на его писк не ответят старшие – они описывают над деревьями круги и тревожно кричат – и возвращаюсь назад. Во рву под валом лежит Семен Зализняк. Голова разрублена шашкой почти надвое. Узнаю тяжелую руку Чорноты.

На ум приходят слова покойника. У него осталась необыкновенно милая и смышленая дочурка лет пяти или шести. Когда семья навещала его в Каменке, я мог часами качать её на коленях. Возможно, Семен изменил нам потому, что поверил в мощь большевицкой власти и не хотел, чтобы дочка рыдала над его трупом, видела надругательство над матерью, сожженную хату…

Да не всё ли равно, почему он обрек на гибель десятки наших товарищей?

XII

Жизнь вернулась в привычную колею. Пользуясь мирной передышкой, я приводил в порядок штабную канцелярию, корпел над реестром старшего и младшего командного состава. Когда обитель засыпала, приходил на Галину могилку и долгими часами сидел возле неё, наедине с душевной болью. Андрий не читал мне уже лекций о том, что на войне жалости нет места. Я и так осознал, что нации не ведут борьбу за существование в белых перчатках.

За пять лет на фронте[299] довелось разрубить череп не одному немцу, венгру, русскому – но то, что и безоружного врага надо убивать, что враг лишь мертвый перестает быть врагом, я понял только теперь, на этом клочке украинской земли, который мы отстоим даже ценой своих жизней.

Холодный Яр произвел во мне и другие перемены. Прежде мое хладнокровие было показным. Теперь я и вправду уверенно глядел в глаза смерти. Это не была апатия, которая овладела мной в подвалах ЧК, не слепой фанатизм. Это было твердое убеждение в том, что моя жизнь принадлежит не мне, а миллионам, воплощенным в мое «я» – моему народу, в борьбе которого я просто винтик. Я просто заменил кого-то, кто насыпал валы вокруг Мотриной обители[300], соорудил укрепления в Холодном Яру…

Когда я погибну, мое тело, может быть, съедят лисицы и накормят молоком своих лисят, мою кровь выпьет родная земля[301] и нальет соками траву для коня того человека, который займет мое место – и не будет ничего нового под солнцем.

Атмосфера накалялась. Ходили противоречивые слухи о победах и поражениях Красной армии на польском и врангелевском фронтах. За Днепром пылали села и гремели орудия – большевики воевали с крепкими партизанскими отрядами Килеберды[302] и Скирды[303].

С пароходов высадились части, которые занимали Побережье, полосу между Тясмином и Днепром, и отрезали от нас курень Белого Яра. Мамай передал, что в плавнях становится горячо – канонерки противника то и дело их обстреливают[304]. Пока что ему удавалось водить «товарищей» за нос, переплывая на лодках каждую ночь туда, где днем была бомбардировка.

Хмара, пополнив свой конный полк, время от времени считал красным ребра и снова нырял в Черный лес. За Чигирином разгулялся юркий Кобчик[305], чья тактика вполне отвечала псевдониму, а южнее, в степи, ловили продотрядовцев и набивали им зерном распоротые животы боевики Лютого и Штиля. Появились на Херсонщине и другие отряды: крепкий Блакитного[306] и летучий, махновского типа – Черного Ворона[307]. Кваша тоже не дремал за железной дорогой. Возле Разумовки появился отряд Загороднего[308], на Звенигородщине – конники Божко[309]. Под Черкассами, в районе Млиева и Городища разворачивался Голый[310].

Дивизия внутренней службы концентрировалась у Холодного Яра, разведка не спускала глаз с наших лесов. Передаем Голому, чтобы по мере возможности не давал скучать её тыловым частям. Гарнизоны Каменки и Александровки были заметно усилены.

Гонец из Знаменки принес известие, что туда прибыли по железной дороге бригада пехоты, кавалерийский полк и отряд особого назначения Всероссийской ЧК. Эти войска и местных чекистов взбодрил речью наркомвоенмор Лёва Троцкий. «Красный царь» явился в Знаменку под охраной двух бронепоездов[311]. Сопровождали его многочисленная охрана и даже автомобиль с небольшим аэропланом на отдельных платформах – Троцкий готов был удирать от повстанцев хоть по воздуху[312].

Стоя на вагоне, он надрывно кричал солдатам и чекистам о том, «кулацкая контрреволюция» – это нож в спину большевицкой революции. В то время как Красная армия отражает на фронтах внешнего врага, её командование, имея под ружьем миллионы, может бросать на фронты считанные сотни тысяч. Остальные нужны для «обороны завоеваний революции» в тылу[313]. «Красная армия, – вопил Троцкий, – центральные города и заводы голодают, а украинский кулак закапывает хлеб в землю, потом берет винтовку и кормит нас пулями!»

Закончил он типичным приказом красноармейцам: «Беспощадно расстреливайте, вырезайте каждое бандитское кубло – иначе они перережут вас! Безжалостно истребляйте, жгите бандитские села – а не то они сожгут вас в огне контрреволюции!»

Когда он уехал, кавалерия выступила в направлении Цветной, а пехота – на Чигирин. Атмосфера не на шутку запахла порохом.

В штабе Холодного Яра собрали совещание. Мы не могли допустить, чтобы нас перебили, а наши дома обратили в пепел. Выход оставался один: браться за оружие и разить врага, не давать ему планомерно затягивать петлю у нас на шее.

Вечером я сидел в келье и при свете двух плошек, сделанных из лампадок, писал от имени нашего штаба соседним атаманам, доказывая им, что настало время действовать по единому плану. Проинструктировал Мамая и Квашу пополнить 2-й и 3-й курени и привести в Холодный Яр, занялся приказами нашим сельским атаманам.

Холодный Яр объявил мобилизацию.

Примечания

1

Юрій Горліс-Горський. Холодний Яр: академічне видання. – Харків: КСД, 2017.

2

Подробнее об этом можно почитать: История Украины. – М: Алетейя, 2019; Солдатенко В. Ф. Гражданская война на Украине (1917–1920 гг.). – М.: Новый хронограф, 2012; Шубин А. В. Махно и его время. О Великой революции и Гражданской войне 1917–1922 гг. в России и на Украине. – М.; URSS, 2013; Он же. Мировая революционная волна (1918–1923 гг.). – Прилив. М.: Академический проект, 2020.