– Господи, он же святой! – убеждая себя в этом, прошептала она, заткнув себе рот уголком подушки.

«Не замыкайся в себе! Не концентрируйся на своих ощущениях! – мысленно приказывала она своему сознанию. – Я не хочу забывать то одиночество, которое не было таким мерзким! – она сильнее прижала колени к животу, обхватив их руками, словно пряталась в самой себе от этого жуткого мира. – Я больше не та, кем была раньше… Теперь я ничем не отличаюсь от всех остальных… женщин. Ведь отныне я женщина, а не девушка… Какой отвратительный статус, но гораздо ужаснее осознание того, что он, – она вспомнила глаза Никольского, – сделал меня такой!»

Она снова заплакала, вытирая слезы пальцами. Кольцо обдало её жаром. Лена различила его очертания во мраке. От этого стало только хуже: обвинять себя в том, что всё идет своим чередом – наивысший предел её глупости, за которую она презирала себя.

«Неужели сегодня погибла моя свобода? Я больше не буду летать во сне, ведь я пала! Сегодня… в темноте я наконец-то узнала, кто я… Падший ангел? Или я никогда не была светлой? Но лучше быть с кем-то, чем одной! – от этой мысли она слегка подалась вперед, впав в бесшумные рыдания, сдавившие горло стальной рукой. – Мерзкая! Отвратительная! – угнетало сознание мрачными возгласами».

Этой ночью ей не уснуть, но когда-нибудь настанет момент, когда она должна будет вновь взглянуть в его глаза.

В гостиной затихла музыка. Последней звучала песня группы Evanescence – Lithium, усугубившая чувство вины Ермолаевой. На кухне тихонько скрипнула дверца холодильника, звякнуло стекло, затем послушался почти бесшумный хлопок.

«Бутылка из-под пива, – пронеслось в мыслях. – Ему сейчас не лучше, чем мне…»

Сил не было, но она заставила себя собрать крупицы энергии, что, возможно, ещё теплилась в ее теле. Опираясь на слабые руки, села на постели, обнажив торс, высвободившийся от одеяла, которым её укрыл Влад. Ухватившись за вертикальную стойку изголовья кровати, она поднялась на ноги.

Её нагота была ей противна, но она старалась не обращать внимания на свой внешний вид, стягивая тонкое покрывало, что лежало у изножья. Тело не слушалось, а побледневшие пальцы, цвет которых она не различила в сумраке, укутали плоть в нежную ткань, касания которой напоминали поцелуи её мужа.

«Я должна преодолеть себя… Ему тяжело… Он чувствует себя виноватым… Господи! – кричала она в своем сознании. – Помоги мне!»

Она подошла к двери. Её шаги были бесшумными, но казались гораздо увереннее, чем пару секунд назад. Дверь, ведшая из спальни в гостиную, приоткрылась, и Лена показалась в проеме.

Никольский сидел за столом, смотря на то, как пламя свечи трепетало от его дыхания, потом, сделав глоток холодного алкоголя из бутылки, устремил взгляд на девушку.

– Иди ко мне, – с трудном выдавила она из себя на тяжелом выдохе. – Я не хочу спать одна…

– Я чувствую себя монстром, – виновато заметил он, опустив взгляд.

Она приблизилась к стулу, который располагался напротив мужчины, заняла свободное место, не сводя с собеседника глаз, придерживая края покрывала над грудью.

– До это от наших отношений веяло могильным холодом, – заметила она, разглядывая его мрачное лицо в свете огоньков.

Она немного подалась вперёд, скользнув ладонью по столешнице, накрыв его кистью своею. Он наконец осмелился посмотреть на неё, словно ждал хоть какого-то жеста, доказывающего её благосклонность.

– Я привыкну, честно, – успокоила она его. – Просто дай мне время.

– Похотливый старик… – усмехнулся он. – Растлил, осквернил святыню… Чистую, невинную девочку, которая, возможно, никогда и не предназначалась ему, – от его голоса мурашки пробежали по коже – привычно мягкий и бархатный баритон превратился в ледяную сталь, сухую и безжизненную.

Он заметил, как её попытки взять себя в руки, изображая спокойствие и нежность, рассыпались пеплом. Она откинулась на спинку стула – ей было не по себе.

– Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела, – тут же исправился он, вернув прежнее тепло в свою речь. – Если ты больше никогда не захочешь…быть со мной…иметь близость… Я всё пойму.

Лена опустила голову, глядя как её пальцы переплелись между собой, когда она положила руки себе на колени.

– Дай мне время, – попросила она. – Обещаю, что совсем скоро я сама сделаю следующий шаг… Просто…

Она замолчала, собираясь с мыслями, подбирая нужные слова.

– Сегодня ты убил ту девочку, которую любил до свадьбы, – вздохнула она, осознавая всю горечь правды, которую произносила.

– Мы оба знали, что так будет, – заметил он, ища им двоим оправдание.

Она повернулась в сторону окна, увидела на фоне красного неба Москвы, окрашенного в отблески тысячи её огней, очертания мебели.

– Ты голоден? – уточнила она, наивно полагая, что ей удастся изменить ход сегодняшнего вечера. – Я готовила ужин.

– Нет, спасибо, – отказался он. – Аппетит пропал.

В её голове всплыли слова какой-то песни, услышанной пару дней по радио: «Гораздо больнее молчать…проще голос сорвать! Кричать!». В самом деле, этот спокойный казалось бы разговор причинял невыносимую муку. Если бы она завопила на всю квартиру! Было бы легче!

– Тогда пойдем спать, – предложила она, тяжело вздохнув. – Я устала.

Она поднялась из-за стола, подошла к спальне, проникла внутрь. На полу лежала её футболка, а возле изножья на кровати – шорты и нижнее белье. Лена оделась и забралась под одеяло.

Влад появился через пару минут, задернул шторы, лёг рядом. Попытавшись обнять её, он услышал неловкую просьбу, приправленную тоской в голосе: «Пожалуйста, не касайся меня». Он не обиделся, ведь прекрасно понимал, что ей сейчас нелегко. Забавно было осознавать, что каждый из них жертвовал собой ради другого, но сами они не уходили так глубоко в свои рассуждения.

Она уснула очень быстро, ему долго этого не удавалось. Он лежал, заложив руки за голову, бесцельно глядя в потолок. Его мысли блуждали по отголоскам прошлого и темного, загадочного будущего. Посреди ночи Лена сама повернулась к нему, прижавшись щекой к его обнаженной груди, украшенной наколотым узором. Это было абсолютно рефлекторно… Не имело под собой никакого подтекста, но мысль о том, что её подсознание само желает сблизить их даже подобным образом, вселила в него надежду.