Шрифт:
Закладка:
– Я вам снова заявляю: не свой он мне, – отбрил Введенский, – я за всю свою жизнь ни одной вещицы за рубеж не продал, хоть расстреляйте.
– Не отвлекаемся, – призвал к порядку Акимов, – ну, допустим, ты пойдешь свидетелем того, что Князев имеет отношение к незаконным поискам клада, не считая остального. Что ты хочешь взамен?
– Немного, – заверил тот, – с сестрой проститься и с невестой.
– Невеста… где она у тебя?
– А в больнице нашей.
– Это которая? – удивился Остапчук.
– Да ваша, которая меня защищать кинулась. Катей зовут.
– Которую ты туда тащил? Когда ж вы сговорились? – кривя губы, чтобы не улыбнуться, спросил Сергей.
– Не сговорились еще, но я лично настроен, – заявил Михаил, – таких девушек надо разбирать, пока не расхватали.
– Да нужна она кому, каустик въедливый, – хохотнул Остапчук.
– Может, и каустик, но девчонка – огонь. Не трусиха и соображает быстро.
– Это – да, она такая, – согласился Сергей.
Введенский прищурился:
– Или вы уже нацелились? Я не уступлю.
– Не уступай, – успокоил Акимов, – я не по этой части. Считай, что договорились. Излагай дело.
Остапчук выложил бумагу, окунул перо, всем видом показывая, что готов:
– Не гони только.
Михаил поерзал, устраиваясь поудобнее, собрался с мыслями и принялся излагать:
– Пошел я как-то вдоль по узкоколейке…
– Зачем? – немедленно привязался Остапчук.
– Воздухом подышать, – пояснил задержанный, – полезно для нервов, говорят. Так вот, иду, любуюсь. Вдруг слышу: мат, ругань. Я в кусты. Мужики из-под земли вылезают, монетами звенят, рассматривают. Вышла у них ссора, слово за слово, чуть до рук не дошло, кто что утаить хочет. Один в тельняшке, второй рыжий вроде как против невысокого, чернявый такой урка.
– Это почему урка?
Рассказчик пожал плечами:
– А пес его знает. Говорил как урка, вел себя как урка… Потом смотрю – идут на мировую, чернявый говорит: мол, сбрызнем, я сгоняю.
– Так, – кивнул Акимов, покосившись на Остапчука, тот не поднимал головы, но уши были красные.
– Он ушел, а эти двое сидят, монетками звенят, любуются. Слышу, сговариваются его убить. Мол, чего верховодит, то да се. Ну, сговорились – о чем, я не слышал, они к берегу отходили. Тут я решил ноги делать, да не успел: чуть в сторону пробрался, смотрю – возвращается гонец, достает бутылку и идет, значит, к озеру. Руки, что ли, с дороги помыть.
– Ты решил так или видел? – уточнил Акимов.
– Видел, вот как вас, – заверил Введенский, – я уже в ивняке на берегу прятался. Ну, стало быть, один его в спину толкнул, второй верхом уселся, вдавили мордой в песок – так и утопили. Обшмонали, ствол вытащили…
– Какой?
– Почем я знаю? Не разглядел. Вернулись к костру, стали распивать – начался шабаш: сперва все кишки вытошнили, вскочили, за морды хватаются, руками сучат, бродят – натыкаются на все, вот так, – он изобразил нечто вроде игры в жмурки.
– Ослепли?
– Да. Но мучились недолго. Один у костра кончился, другой чуть поодаль. Даже жаль их было, так страдали. Выли, как черти, корчились… Ну, я навострился уже бежать, а тут и Князь появился. Ничего так, для интеллигенции быстро сориентировался, отмародерил, монеты подсобрал, какие нашел, и ствол, видать, забрал тоже. Все.
– Введенский, а ты понимаешь, что еще на год наговорил? – деловито уточнил Остапчук, подсовывая ему лист на подпись. – За недонесение?
– Делайте что хотите, это ваша работа, – беззаботно отозвался тот, подписывая, даже не прочитав. – Ну что, идем до сестрицы?
На улице Введенский попросил:
– Снимите наручники-то, товарищ лейтенант. Куда я денусь?
Акимов отстегнул «браслеты».
– «Нежность», – ухмыльнулся задержанный, потирая запястья, – совсем другое дело, почти не натирает.
– Чего со спиной-то? – спросил Акимов.
Введенский кивнул с одобрением:
– По делу вопрос. Это интересная история. Поведаю, если желаете, пока идем, без свидетелей.
– Почему так?
– Ну для суда-то ты никакой не свидетель. Чего скрывать?
Так они шли по направлению к хибарке на Третьей улице Красной Сосны, беседуя тихо, доверительно, чуть ли не по-дружески.
– Моя спина – это князюшкина вина. Я же, Сергей Палыч, и нашел все эти монетки-картиночки. Оборванцы навели, Яков с Андреем…
Акимов еле сдержался, чтобы не выругаться.
– Вижу, знакомы с ними. Да, ребятки безмозглые, но и бесхитростные. Чудом они живы остались, хочу я вам сказать… да. Ну так вот, подкопались мы под подвал, тайник этот, а они загуляли на двое суток – ну я сдуру один и полез под землю. Князюшка с лестницы стряхнул меня и крышечку прикрыл.
– Как же ты не убился? Как выбрался?
– Сам не знаю, начальник. Ну а выбрался-то я не сам – Наталья пособила. И как почуяла, где я, что со мной, – ума не приложу.
– Да уж, они могут, – согласился Акимов, вспомнив историю с раскопками в отхожем месте. Удивительную интуицию проявили обе – и Катя, и Наталья.
– Вот я там и ховался по оврагам, все думал ценности к рукам прибрать.
– Стало быть, Князев успел первым? – хмыкнул Сергей.
– Вы успели. – Двусмысленно улыбнулся Введенский. – Но вообще скажу как на духу: я бы сам положил всех там не раздумывая, но они без меня управились. Так что спасибо, уберегли от душегубства.
– Монетки не ты им подбросил, хочешь сказать?
– Вы умный человек, товарищ лейтенант, – отозвался Михаил. И замолчал.
Вечерело, но было по-летнему не темно, а прозрачно и уютно, как между ладонями. Навстречу брели парочки, пиликали на гармониках бойкие компании, бабы на лавочках лузгали семечки, мужики стучали в домино.
У хибарки Наталья стирала. Этому делу она всегда предавалась с особым рвением. Из корыта разлетались радужные пузыри, разбегалась пена, от стиральной доски аж искры летели.
Михаил вопросительно глянул на Акимова, тот кивнул, остался в стороне, отвернулся и закурил.
– Это я-то прачкин сын? – шутливо поддел Введенский, чмокая, по обычаю, сестру в макушку.
Откуда-то с визгом вылетела Сонечка, взобралась, как мартышка на пальму, Наталья повисла на шее.
Михаил, поглаживая сестру по голове, быстро и со стороны незаметно шептал:
– Упирай на отсутствие образования. Малевала на простых досках, я приносил. Ваньку я убил.
