– Кэри? – я скользнула внутрь почти неслышно. – Я даже не буду спрашивать, в порядке ли ты. Живой хотя бы?

– Вроде того, – с мужественным равнодушием отозвался Ланкмиллер, не отрывая очей своих от потолка. – Чем вчера всё это кончилось?

О, нам всем гораздо интереснее, с чего это всё начиналось. Я сделала было пару шагов в направлении кровати, но потом остановилась, опасливо изучая благородно-серый оттенок его лица. На всякий случай удостоверилась:

– Не блеванёшь?

Будет не слишком-то удивительно – с такого-то лютого бодуна. Кэри лишь вздохнул, всем своим видом давая прочувствовать глупость заданного вопроса. Я, так уж и быть, присела на краешек.

– Ты просто… сошёл вчера, так скажем, с пути истинного. Не внимал голосу разума и своих охранников. Так что Генрих мне позвонил и приказал вызволить тебя, алкаша, из клуба. А чтоб я не сбежала, заставил нацепить браслет какой-то дурацкий. Я боялась, что ты буянить будешь и всё такое, но ты до того напился, что и этого сделать был не в состоянии. Пытался, правда, уломать меня на секс… – я глубоко вздохнула, но так и не смогла одолеть собственную язвительность, – но у тебя не встал член, – сообщила с чертовски довольной рожей, складывая руки на коленях, как примерная школьница.

– А я что, пытался… – Это выражение ужаса, смешанного с неверием, в его голосе абсолютно стоило того.

– Да, ты пытался, – с готовностью подтвердила я.

– Позор какой… – Кэри, морщась, потёр переносицу.

– Не то слово… – задумчиво согласилась я и тут же выпрямилась. – Погоди. Ты это о том, что надрался и хотел меня изнасиловать, или о том, что у тебя член не встал? Сними, кстати, – под нос Ланкмиллеру был продемонстрирован чудо-браслет с сюрпризом.

– Носи, тебе полезно будет.

– Ну-у, с вами только связывайся… – протянула я, преисполнившись разочарования.

И всё равно, если представится хороший шанс сбежать, эта побрякушка меня не остановит. Я же её сломаю просто. Нет ничего, что нельзя было бы сломать, в особенности если речь заходит о столь тонких технологиях.

Я кинула короткий взгляд на Кэри, понимая, что выражение «лица нет» приобретает в моём сознании новые смыслы. Нет, лицо на нём, конечно, было и даже не совсем отдалённо походило на человеческое, но выглядело оно таким потраченным, что становилось даже немного жаль его обладателя.

– Ну ладно, – я шмыгнула носом, – рассказывай, что там у тебя. Со «Змеиным зубом» и вообще.

– Заболела? – Кэри приподнялся, расстёгивая свою вчерашнюю рубашку не первой свежести.

– Немного, – я тряхнула головой и упрямо придвинулась ближе, нависая над ним, – ночью по улицам таскалась и простудилась слегка. От ответа не уходи.

– Вот же приставучая девка. – Ланкмиллер одной рукой спихнул меня на покрывало, будто это не стоило ему никаких усилий, поднялся. – Многовато на себя берёшь, тебе так не кажется?

Я с усталым вздохом села, собирая мысли, пытаясь найти те, что смогут его достать, объяснить, зачем я вообще хоть что-то у него спрашиваю. Это давалось не слишком просто. Хитрая мозаика, запутанная даже для меня самой. И чем дольше копаешься, тем страшнее становится от неё.

– Ты переоцениваешь мою наглость, – получалось тихо. – Просто скажи что-нибудь, что меня успокоит. Ты ведёшь себя странно, и мне тревожно от этого. Люди вроде тебя никогда не напиваются вдрызг без причины, не смотрят этим страшным обречённым взглядом. Таким, как у тебя сейчас.

Ланкмиллера что-то задело в моих словах, потому что тон его ответа изменился, стал резче, ощущался так, будто по коже с нажимом трут наждачной бумагой, и ты не можешь увернуться от этого, сколько бы ни пытался. Может, дело в том, что я отказываю ему в человечности сейчас, или в том, что вижу чуть больше, чем полагается.

– Ну… – повёл плечом, придвигаясь ближе, – ты ведь тоже делишься со мной далеко не всем. Например, касаемо твоего прошлого… хотя нет, к чёрту прошлое. Давай лучше поговорим о Виктории.

Я почувствовала это ещё до того, как он начал, до того, как произнёс бросающее в дрожь слово «Виктория». По спине прокатился нехороший, горячечный жар, опаляя нервные окончания. В горле как-то резко стало сухо. Я слабо пожала плечами в ответ.

– А что про неё говорить, дело минувшее…

Говорить в таком состоянии и правда было тяжело – язык как будто прилипал к нёбу.

– Ну, моя девочка, ты же не надеешься, что мы просто об этом забудем? Притворимся, что ничего не было? – Он развернул меня к себе за плечи, заставил смотреть в глаза.

Где-то на задворках сознания вспыхивали и затухали все самые чёрные проклятия, которые я когда-либо слышала. Эта манера разговора не предвещала ничего хорошего, от неё вверх по запястью до самого предплечья ползла гусиная кожа. Вот на кой мне нужно было к нему идти. Знала же, что он в дрянном расположении духа. Сама виновата, чёртова идиотка.

– Я отвернулся на секунду, а тебя уже нет. Так что у меня к тебе два вопроса. Как это произошло? И где ты находилась целый грёбаный день?

Он умеет становиться на редкость невыносимым, этот Ланкмиллер. Он умеет из человека за секунду превращаться в отвратительное чудовище.

– Я и сама не знаю, как так вышло, отвлеклась на пару секунд, а потом поняла, что тебя нет рядом и…

– И? – он стиснул меня за щёки, не давая опустить голову, так что пришлось просто закрыть глаза.

Все силы уходили на то, чтобы преодолеть это отвращение, чтобы находиться здесь, рядом с ним. И никаких сил не оставалось на то, чтобы врать.

– Выпусти, мне больно.

Больно и страшно. И даже немного смешно от внезапного осознания: он знает ответы на все вопросы, которые сейчас задаст. Просто хочет помучить меня, посмотреть на то, как пытаюсь выкрутиться. Какая я маленькая и жалкая в его руках.

– Кику?

– Я хотела сбежать от тебя, чтобы больше ни разу в жизни не слышать твоего голоса, – каждую фразу выплёвывала как яд, и его горечь ощущалась вполне отчётливо на самом кончике языка, – не чувствовать твоих прикосновений и больше никогда не носить твой грёбаный ошейник. Доволен? Это хотел услышать?

Кажется, мне не удалось договорить, прежде чем скулу обожгло пощёчиной. Падая, я приложилась затылком об угол тумбочки и только через несколько секунд отчётливо поняла, что лежу на полу, судорожно глотая воздух, потому что боли вдруг было очень много, она заполнила собой всё пространство моего маленького мирка, заставив сконцентрироваться на себе. Не дышать, не видеть, просто чувствовать её. Я хваталась за голову, шипя и жмурясь. Руки были холодные, словно у мертвеца. Меня не раз в этой жизни били, в том числе доставалось и голове. Почему это вдруг так больно?

Едва только смогла выдохнуть, попыталась встать, но перед глазами вновь всё смазалось, и я со стоном свалилась обратно. Вспышки, одна за одной сменяя друг друга, наслаиваясь, слепили болью. Цвета и запахи. Воспоминания, заставляющие цепенеть.