«Значит, — мелькнула у него спасительная мысль, — нужно ни о чем не думать…»

И тут же Хмырь произнес это вслух.

— Ни о чем не думать? — повторил за ним холодноглазый. — Думаешь, это так просто? А ты попробуй! Например, попробуй для начала не думать о том, как взорвал машину Борецкого…

— Да я и не взрывал ее, — услышал Хмырь свой голос. — Я только прилепил блямбу металлическую… кругляшок такой… он сразу прилип к днищу…

— Не взрывал, значит, — насмешливо повторил холодноглазый. — Прилепил, значит, бомбу, а твоей вины нет!

— Да я и не знал, что это бомба, — продолжал Хмырь. — Он мне велел прилепить, я и прилепил…

— Он? — резко бросил холодноглазый. — Кто это — он?

— Тот смуглый мужик… — пролепетал Хмырь заплетающимся языком. Он вдруг жутко захотел спать.

— Какой мужик? — холодноглазый наклонился над ним, тряхнул за плечо. — Говори! Говори! Не засыпай! Говори немедленно! Что за человек дал тебе бомбу?

— Говорю тебе, смуглый, глаза узкие, как у змеи… похож на азера или на турка… — И он снова затянул: — В Турции народа много, турок много, русских нет, русских нет, и скажу я вам по чести, с Алехой жил я словно Магомет…

Глаза у него слипались, он засыпал. Подошел человек в белом халате, похлопал Хмыря по щекам, а тот, с ледяными глазами, дернул за жидкие волосы.

— Говори, кто такой тот тип!

— Я не знаю… он денег дал, велел прицепить… машина дорогая, хорошая… а как хозяин водителя отпустил, я и ухитрился…

— Где это было?

— На перекрестке… там… а он говорит — стой напротив той двери, где студия телевизионная, и как выйдет баба такая… еще в новостях что-то говорит и передачу ведет про путешествия, в общем, из себя интересная такая, да как в машину к тому карасю сядет, так ты рукой сделай вроде как причесываешься…

Тут Хмырь всхлипнул и опустил голову. Глаза его были закрыты, из угла рта свисала ниточка слюны.

— Дай еще сыворотки! — Холодноглазый повернулся к человеку в белом халате.

Тот покачал головой:

— Больше нельзя, загнется от передоза. Мы и так вкололи ему слишком много… Я предупреждал, что нужно сперва половину.

— Мне наплевать, загнется он или нет! Мне нужно, чтобы он сказал все, что знает! Ведь ясно же, что это — простой исполнитель, а главный — тот, кого мы упустили! Мы должны узнать, где его можно найти!

— Мы больше ничего от него не узнаем. — Медик покачал головой. — Просто сожжем ему мозг. Вторую инъекцию он не выдержит, я это говорю ответственно.

— Черт! — Веретенников раздраженно пнул кресло ногой.

Тело Хмыря безвольно качнулось.

— Разберись тут! — бросил Веретенников и пошел к себе в кабинет.

Путь был длинный, и за это время он немного успокоился и систематизировал ту информацию, которую узнал от Хмыря.

Велено было ждать, когда в машину Борецкого сядет Камилла Нежданова. Значит ли это, что акция была направлена против нее? Или же они должны были погибнуть обязательно вместе? Что же их связывало? Но тогда нужно обязательно снова допросить эту Ершову. Для чего-то с ней хотел встретиться тот, кто, как выяснилось, имеет самое непосредственное отношение к взрыву? А может, она все наврала? Девчонка явно не так проста, как хочет казаться…

Георгий открыл Марине дверь и посторонился, пропуская ее в квартиру.

— Ну как все прошло? — спросил он озабоченно.

— Нормально, — Марина отмахнулась, — во всяком случае, я надеюсь, что от меня все отстанут. А что ты нашел?

— А вот посмотри. — Георгий оживился и направился в кабинет, но на полпути остановился, оглянулся на Марину: — Слушай, ты, наверное, голодная, а я тебя сразу гружу своими проблемами, вместо того чтобы накормить?

Ну надо же, оказывается, он не настолько не от мира сего! Примерно представляет, что человек после работы да еще после таких приключений устал и хочет есть. Однако Марина не стала выказывать по этому поводу бурную радость. Она вообще вела себя с Георгием все более сдержанно. Откровенно говоря, она вообще не представляла, как себя с ним вести.

— Ладно, ничего, — сказала она. — Покажи, что ты там нашел, а потом, может, и правда перекусим.

— Ну, хорошо…

Георгий вошел в кабинет, взял со стола тетрадь деда и открыл ее на самой последней странице.

— Посмотри, вот эта запись сделана явно позднее остальных.

Действительно, на последней странице дневника было написано несколько строк более яркими чернилами и другим почерком — неровные, дрожащие буквы словно наползали друг на друга.

— А ты уверен, что это писал твой дед? — с сомнением проговорила Марина. — Почерк же совсем другой!

— Это его почерк, — уверенно ответил Георгий. — Видишь, эта характерная петелька у буквы «В» и такая необычная «Р». Просто эту запись дед сделал в самом конце жизни, когда у него стали дрожать руки. Точно таким же почерком он писал свои последние распоряжения. Но ты послушай, что здесь написано. — И Георгий начал читать, с трудом разбирая почерк деда: — «…Расшифровка этих надписей — несомненно, самое важное, что я сделал в своей жизни. Однако то, что я прочел на Пятой скрижали, заставляет задуматься, можно ли кому-то доверить эту информацию. На всякий случай я оставлю ее текст и свои комментарии подвыпившему танцору, которому не нужна никакая обувь. Мне всегда хотелось потянуть его за бороду, особенно в детстве. Помню, как я дважды потянул ее справа налево, а потом наоборот. Он тогда очень удивился и чуть не откусил мой палец. Надеюсь, что этого достаточно, ведь тайна Пятой скрижали не должна быть похоронена навсегда».

— И что, по-твоему, значит весь этот бред? — удивленно спросила Марина, когда Георгий замолчал.

— Сам не пойму, — ответил тот. — Но меня не оставляет чувство, что в этой записи скрыт какой-то важный смысл.

— А вообще, — проговорила Марина осторожно, — извини меня, конечно, но у твоего деда в конце жизни с головой все было в порядке?

— Еще как! — не задумываясь, ответил Георгий. — Он мог любому молодому дать сто очков вперед!

— Ну, не знаю… как-то странно все это звучит… какой-то пьяный бородатый танцор…

— У меня такое чувство, — неуверенно проговорил Георгий, — что разгадка перед самым носом… поэтому я хотел показать эту запись тебе, думал, что свежий взгляд поможет тебе догадаться, в чем тут дело.

— Ну, уж если ты не смог понять, что имел в виду твой дед, где уж мне! Я же его вообще в глаза не видела. Тем более когда голодная, я плохо соображаю…

— Ой, извини! — спохватился Георгий. — Я же тебя так и не покормил… обрушился на тебя