Шрифт:
Закладка:
Локтевая вена нашлась быстро, короткий прокол, затемненела кровь в канюле, короткое «ой», изданное женщиной – все, делов-то! Я спустил воздух из манжеты, покосился на кардиограф, приклеил лейкопластырем оттопыренные «крылышки» катетера и присоединил к инъекционному клапану шприц.
– Так, милая. Теперь я буду очень медленно вам вводить лекарство, а вы, если вдруг что-то не так почувствуете, мне сразу говорите. Договорились?
Пациентка, все так же, не разжимая век, затрясла головой. Я услышал, как сзади насмешливо фыркнул врач.
– Говорить-то уже можно.
– Да… да, хорошо.
– Хорошо так хорошо, – поршень шприца, повинуясь надавливанию моего большого пальца, неторопливо пополз вперед.
Время шло, раствор таял в цилиндре. Периодически я останавливал введение, внимательно глядя на пациентку. Да вроде бы все нормально, зря паниковал – лежит спокойно, дышит ровно, бледнеть не собирается.
– Как вам?
– Ничего, доктор. Душно только как-то.
– Душно? – я косо глянул на Егора. Тот хмурился.
– Маша, открой-ка окошко.
Девочка спрыгнула со стула, отложив в сторону книжку-раскраску, в которой только что увлеченно обводила что-то фломастером и распахнула окно. Порыв ветра дернул тюлевую занавеску к потолку, ринулся в комнату, смахнув обертку шприца и пакет с пустыми ампулами на пол, громко брякнувший при падении.
– Да не на всю же, – буркнул я. – Щель оставь, а то маму простудишь, в довесок.
– Доктор… – тихо раздалось с дивана.
Я обернулся.
– Дурно мне что-то… – невнятно произнесла больная и попыталась встать. – Дышать… тяжело…
Нет, она не побледнела. По лицу, груди и даже рукам стали выступать большие, просто неприлично и нехорошо большие красные пятна с неровными краями. И выступали быстро, набирая сочность цвета прямо на глазах.
– Д-дьявол! – не сдержался я.
Глаза у больной закатились, она попыталась что-то сказать – я отчетливо услышал, как что-то словно булькнуло у нее в груди – и потеряла сознание. Реакция на иглу? Черта с два, санитар с дипломом! Божество, прицельно гадящее неофитам выездных бригад, так мелко не шутит. Я вцепился свободной рукой ей в запястье – разумеется, пульса не было, ни аритмичного, ни слабого, вообще никакого. А значит – давление все же ухнуло вниз, и именно на новокаинамиде, чума его возьми, но совершенно не по тому поводу.
Помню, в училище нам преподаватель на занятиях по неотложным состояниям и реанимации достаточно подробно и неоднократно рассказывал об аллергической реакции немедленного типа, именуемой «анафилактический шок», до слез доводил студентов, заставляя наизусть, до бессознательного повторения вызубривать клинику и алгоритм помощи. Но то – училище, аудитория, белые халаты, и шок этот, развивающийся быстро, практически мгновенно, перед нами был только на бумажных листках, где были изложены симптомы, тогда можно было, не суетясь, отбарабанить «катетеризация вены, адреналин, гормоны, антигистаминные» и довольно откинуться на жесткую спинку стула, получая оценку; а сейчас, здесь, на вызове, видя, как это самое ненавистное состояние развилось у настоящего, живого человека, да еще и после проведенной мной терапии… Я струхнул… да какое там, я похолодел внутренностями настолько, что даже затошнило, в голове забилась птицей трусливая мысль: «Реанимацию! Телефон – и спецов в помощь!».
Рука Егора сдавила мою:
– Леша, потом паниковать будешь. Вену не потеряй.
Я моргнул и увидел, что уже почти выдернул катетер, который сам же бережно приклеивал. Рефлекторная реакция – выдернуть шприц с аллергеном, она объяснима, только потому вену при таком давлении найти будет подвигом. Молча ругнувшись, я подтолкнул канюлю катетера обратно, торопливо наклеивая оттянувшийся лейкопластырь.
– Шприц убрал, в «двадцатку» полкуба адреналина на физе, – все так же ровно, тихо, почти безэмоционально произнес врач. – Разговоры потом.
Я тупо смотрел на него, не понимая смыслы произнесенных Егоркой слов. Он сощурил глаза и отступил в сторону – прямо за ним, широко раскрыв глаза и кусая кулачок, стояла Маша, с ужасом глядя на нас.
– Мама… мамочка…
– Отца нет, – жестко ударил меня в уши голос врача. Таким злым я его никогда не видел. – Ребенок останется вообще один!
Лучше бы он меня по лицу ударил! Ступор мой прошел почти мгновенно – створки ящика разлетелись в стороны, хрустнули «носики» ампул адреналина и хлорида натрия, с цвирканьем втянул в себя растворы шприц, предыдущий, с злосчастным новокаинамидом, полетел в сторону.
– Тихо… не спеши…
Толкая поршень, я не сводил глаз с пациентки: ох, паршиво она дышала, с хрипами, с клокотанием, неравномерно, глаз не открывала, кожа вся блестит от обильного, невесть когда успевшего появиться, пота, пятна эти проклятые еще больше стали. Повезло, ох, повезло, точно, санитар с дипломом… вот так и ломает «скорая» гонор у юных специалистов, опылившихся первичными понтами после пару месяцев работы с опытными коллегами под боком. Так и надо, конечно, кто спорит – но не ценой же человеческой жизни, проклятье! Я до боли стиснул зубы.
– Остаток болюсом, «дексы» шесть набирай – и струйно.
– Шесть? – моргнул я. Дозировка как-то…
– Шесть, – повторил Егор.
– Но в стандартах…
– Шесть!
Опустошив шприц, я торопливо схватил три ампулы темного стекла с надписью «дексаметазон», трясущимися пальцами сломал «носики», выдернул из ящика очередной шприц, только уже «десятку». А вот попасть иглой в ампулы не мог. Руки ходили ходуном, как у профессионального алкоголика, да еще как! Попытавшись исправить положение, я поставил все три ампулы на край стола, и тут же благополучно уронил одну на пол. В звоне разбитого стекла мне послышался довольный смешок божества – грозы зазнавшихся фельдшеров.
Ладонь Егора накрыла мою.
– Успокойся, Леша. Все получится. Набирай эти и новую открой.
Как он это делает вообще? Дрожь, хоть и не полностью, но ушла, и гормоны, втянувшись в цилиндрик «десятки», через минуту уже заструились по пластиковому «хоботку» катетера.
– Систему. Реополиглюкин подключай.
Пакет, бинт, вата со спиртом – флакон в пакет, протереть спиртом в районе горлышка, бинт поверх донышка, завязать узел «хвостиками» пакета поверх бинта, завязать бинт поверх «хвостиков», сделать петлю… ага, люстра невысоко, как раз повесить сгодится. Собирая капельницу, я скосил глаза на пациентку – или мне показалось, или она правда стала дышать ровнее? Посмотрел на Егора, тот многозначительно поджал губы.
– Доктор, а мама проснется? – прозвучал в комнате дрожащий детский голосок.
– Проснется, – пробормотал я, подкручивая прижимной ролик на пластиковой трубке системы. – Конечно, проснется, зайка. Пусть только попробует не проснуться.
Флакон не успел опустеть даже
