Чудак или же психопат, решил Лэйд, отводя от него взгляд. И поди ещё знай, что лучше. Здесь, в Новом Бангоре, одно качество перетекает в другое крайне быстро…

Шестой гость тоже был немолод, лет около семидесяти, точнее определить было сложно из-за смуглого лица, высушенного солнцем до такой степени, что напоминало кусок хорошо выдержанного вяленого мяса. Этот не был поклонником ни строгих чопорных костюмов, ни легкомысленных халатов, ни садистской викторианской моды — весь его туалет состоял из грубой холщовой рубахи и таких же штанов, столь ветхих, что на его месте Лэйд постеснялся бы даже покидать пределы вечно пьяного, полного оборванной матросни, Шипси, не говоря уже о том, чтобы соваться в респектабельный Редруф. В тон одежде была и борода, седая, выгоревшая на солнце до лёгкой желтизны, неряшливо и небрежно остриженная.

Этот тип напоминал лоцмана, проведшего всю жизнь на раскалённой корабельной палубе, но каким-то странным течением затянутого в гостиную, которая представлялась ему тесной тёмной каморкой. Глаза его озадаченно моргали, будто недоумённо, словно он и сам толком не понимал, что здесь делает и как тут оказался. Широкая нижняя челюсть, скуластое лицо, слабо выраженная, но вполне отчётливая долихокефалия[76]…

Лэйд мысленно кивнул себе. Полли, без сомнения. Полинезийской крови в жилах старика было недостаточно, чтобы считать его воплощением мистера Хонги Хика[77], но вполне достаточно, чтобы разбавить британскую кровь до умеренных значений. Всё ясно, квартерон или метис[78]. В Новом Бангоре всегда хватало таких — и подобных ему.

Несчастные сыновья двух народов, несущие в себе британское и полинезийское начало, они были вышвырнуты собственными племенами, но так и не сделались своими в краю мёртвого камня, который следует именовать городом. Оборванные, не знающие грамоты, изъясняющиеся на ломаном английском, щедро сдобренным полинезийским диалектом, легко попадающие в сети алкоголя и рыбного зелья, они влачили весьма жалкое существование, обыкновенно оседая в Клифе, Лонг-Джоне и Шипспоттинге.

Этот выглядел не самым запущенным из них, но и не самым респектабельным. Выгоревшие глаза старика-полли выглядели внимательными, но при этом бесхитростными, почти детскими — они не выдавали ни буйного нрава, ни особенного ума. Лэйд невольно ощутил толику облегчения — некоторые полли от природы отличаются способностью причинять неприятности, но этот, как будто бы, ни угрожал ни гостиной мистера Гёрни, ни его гостям, к числу которых он и сам теперь относился.

Чёрт, ну и странная же здесь собралась компания!

Пёстрая, непривычная и, по меньшей мере, чудная.

Взгляд Лэйда оббежал стол по окружности, как часовая стрелка оббегает циферблат,

вернулся в отправную точку и завертелся на месте, не зная, в какую сторону ему устремиться дальше.

Лэйд не знал, какими достоинствами наделён мистер Гёрни, но одного у него нельзя было отнять — кажется, он сумел собрать в своей гостиной весьма странную публику. Эти шестеро определённо не относились к числу его сослуживцев, которых он вознамерился угостить хорошим обедом по случаю удачного завершения финансового квартала. Ещё меньше они походили на дружескую компанию, собравшейся на небольшую пирушку, очень уж обособленно восседали за столом, не переговариваясь и даже не глядя друг на друга — поведение не старых приятелей, но незнакомцев.

Возможно, банкиры из Редруфа любят дурачиться таким образом, подумал Лэйд, возможно, это что-то вроде их излюбленного развлечения. Они выбирают из числа жителей Нового Бангора семерых наиболее странных, приглашают их к себе домой, после чего выбирают из них короля чудаков, которому предстоит царствовать ещё целый год. Если так, акции Лэйда Лайвстоуна в этом свете должны стоить не так и мало — поменьше, чем у Безжалостной Красавицы[79] или мистера Моисея, но побольше, чем у старика-полли…

— Какой удивительный спектр!

— Простите, — вырвалось у Лэйда, — Что вы сказали?

— Поразительно! — мужчина в тяжёлом шлеме, оснащённом множеством линз, подался вперёд в своём кресле, — И как странно! Я говорю о вашей фигуре, она…

— Полегче, приятель, — пробормотал Лэйд, выставляя вперёд руки, — Моя фигура несовершенна, как несовершенны многие вещи в мире, но лишь один-единственный человек в мире имеет право критиковать её — это мой портной.

— Я не об этом, — мужчина в шлеме даже привстал от волнения, — Ваша аура… Этот спектр, эти линии… Поразительно. Никогда прежде не встречал такого рисунка. Словно… словно полосы, скользящие по телу, и какие яркие!..

Лэйд машинально провёл ладонями по животу, будто смахивая пыль с жилета.

— Хотите сказать, вы видите мою… ауру? Наверно, через эту штуку у вас на голове?

Мужчина дёрнул острым подбородком.

— Эти линзы испускают невидимые N-лучи, пронизывающие пространство на всех уровнях, от молекулярного до уровня торсионных колебаний. Эти ваши полосы… В жизни не видел ничего подобного! Они скользят, переливаются…

Пора совершать ретирадный манёвр, подумал Лэйд. Улыбнуться, сделать извиняющийся жест шляпой и оставить эту чёртову гостиную так быстро, как позволяют правила приличия в хорошем доме. Извините, дамы и господа, произошла ошибка. Дурак-слуга напутал с визитными карточками, не стоит беспокоиться, я уже удаляюсь. Доброго вам вечера, передавайте привет мистеру Гёрни!

Возможно, он так и поступил бы, если бы не замялся в дверях, ощутив…

Запах.

Старый тигр может ослабеть с годами, его когти станут немощны, его шкура выцветет, сделавшись похожей на старый линялый ковёр, но обоняние изменит ему в последнюю очередь, может, лишь только перед самой смертью.

Запах. Этот чёртов запах…

Наверно, что-то подобное можно ощутить, оказавшись в комнате, набитой клерками из Канцелярии в их траурных чёрных костюмах. Сколько бы они не сбрызгивали себя туалетной водой, сколько бы ни смазывали патентованными лосьонами бесцветные волосы, за цветочной отдушкой всегда будет ощущаться тонкий запашок тухлятины — запах крысиного пиршества, вечно сопутствующий им и их делишкам…

Вот и здесь что-то похожее.

Запах, который ему уже доводилось встречать. Но не в роскошных гостиных Редруфа. В других местах. В зловещих распахнутых подворотнях Скрэпси, кажущихся ощерившимися колючими пастями. Среди покосившихся серых бараков Лонг-Джона, напоминающих серую равнину, усеянную тушами мёртвых разлагающихся китов. В чадящих ядовитым смогом исполинских громадах Коппертауна, дробящих руду вперемешку с людьми…

И вот теперь — здесь.

Он ощутил этот аромат едва лишь зашёл в гостиную. Тонкий, едва ощутимый, почти сокрытый за запахами грязной овчины, духов и табака. Они все издавали его, все шестеро. Вот почему его взгляд так медленно двигался вокруг стола, увязая на каждом лице. Они все… Вот чёрт!

— Чу! — один из гостей, импозантный джентльмен с роскошной седой бородой потёр пальцем кончик носа, — Вы чувствуете этот запах, господа? Такой тонкий аромат, похожий на… Да, словно запах завонявшего сыра, касторки и плесневелых сухарей? Это же… Чёрт возьми, так я и думал! Только один человек на этом острове может