Шрифт:
Закладка:
Против роспуска Думы ни один министр не возражал. Все первоначально были солидарны с тем, что Думу необходимо распустить, но расставание с Думой, принимая создавшуюся «внутреннюю и внешнюю обстановку», следует «обставить по-хорошему, благопристойно, предупредив заранее, а не потихоньку, как снег на голову», предлагал в том же заседании Кривошеин: «Надо сговориться с президиумом». Предварительные переговоры, пользу которых не отрицал и председатель, в глазах Кривошеина имели лишь «дипломатическое значение», ибо он предусматривал ответ «неизбежно отрицательный»: «даже балашовцы не решатся открыто сказать, что пора Думу распустить». Бесполезно, по мнению Харитонова, говорить и с председателем Думы, ибо «можно быть заранее уверенным, что Родзянко встанет на дыбы и будет утверждать, что спасение России только в Думе». Надо искать поддержки у «благожелательных думцев», – предлагает военный министр. Кто они, «эти благожелатели», – спрашивает Горемыкин. «Разве г. председатель Совета министров ранее не интересовался этим вопросом и не принимал меры к его выяснению», – уклончиво ответил Поливанов, воздерживаясь определенно назвать образовавшийся к этому моменту «прогрессивный» (по терминологии общественной) или «желтый» (по терминологии правившей бюрократии) блок в Думе.
2. Прогрессивный блок
Внешние уступки отнюдь не носили в Совете министров принципиального характера: надо было «faire bonne mine au mauvais jeu», как выразился мин. нар. просв. Игнатьев, допускавший возможность, что Дума откажется подчиниться декрету о роспуске154. (Министр вн. д. сомневался, что Дума пойдет на «прямое неподчинение» – «все-таки огромное большинство их трусы и за свою шкуру дрожат. Но бурные сцены, призывы, протесты и митинговые выступления несомненны. Если императорский Яхт-Клуб на Морской революционен, то от Гос. Думы можно ожидать чего угодно и какой угодно истерики».) «Зловещие слухи», сознание полного своего бессилия перед надвигающимися событиями – «угрозы внутренней революции»155 совершенно выбили большинство членов Совета из колеи. После «долгих колебаний» Кривошеин накануне упоминавшегося заседания с Царем пришел к выводу о необходимости коренного изменения внутренней политики. По его мнению, правительство вплотную подошло к дилемме – диктатура или соглашение с общественностью. Для разрешения ее он считал наличный состав министерства непригодным. К позиции Кривошеина всецело присоединялся Щербатов, повторивший на другой день после заседания в Царском его аргументацию: «Мы все вместе непригодны для управления Россией при слагающейся обстановке. Там, где должны петь басы, тенорами их не заменишь. И я, и многие сочлены по Совету министров определенно сознают, что невозможно работать, когда течение свыше заведомо противоречит требованиям времени. Нужна либо диктатура, либо примирительная политика. Ни для того, ни для другого я, по крайней мере, абсолютно не считаю себя пригодным. Наша обязанность сказать Государю, что для спасения государства от величайших бедствий надо вступить на путь направо или налево. Внутреннее положение в стране не допускает сидение между двух стульев».
В такой обстановке на авансцену появился «прогрессивный блок». Запись о спорах в Совете министров 24 августа у Яхонтова прерывается. Отмечено только, что «вопрос о перерыве занятий государственных учреждений решено отложить до соображения с подлежащей рассмотрению в Совете мин. программы образующегося в Гос. Думе блока нескольких партийных групп». 26-го к этому обсуждению правительство и приступило. Прислушаемся к прениям – они чрезвычайно показательны. Начал Сазонов, изложивший возникшие у него «глубокие сомнения по существу»: «Насколько в данной обстановке было бы с государственной точки зрения удобно прибегать к роспуску Думы. Несомненно, этот акт повлечет за собой беспорядки не только в среде тяготеющих к Думе общественных учреждений, союзов и организаций, но и среди рабочих. Хотя они связаны с Думой не органически, а искусственно, но удобный случай для демонстраций не будет упущен. Большинство (?) членов Гос. Думы само держится того взгляда, что по существу создавшегося положения роспуск нужен. Однако их удерживают опасения усиления брожения на заводах и разных выступлений, могущих привести к кровавым последствиям. Надо взвесить всесторонне. Быть может, придется признать, что митингующая Дума меньшее зло, чем рабочие беспорядки в отсутствие Думы»156. «Выгодно ли распускать Думу, не поговорив с ее большинством о приемлемости этой (т.е. блока) программы». Сазонов высказывается за необходимость побеседовать с представителями блока: «Программа их, несомненно, с запросом и рассчитана чуть ли не на 15 лет (!!). Надо ее подробно рассмотреть… выбрать отвечающее условиям военного времени и по существу приемлемое… А затем, сговорившись и обещав проведение в жизнь обусловленного, можно будет распустить». Горемыкин возражает: «Все равно разговоры ни к чему не приведут… Ставить рабочее движение в связь с роспуском Думы неправильно. Оно шло и будет идти независимо от бытия Гос. Думы… Будем ли мы с блоком или без него – для рабочего движения это безразлично». Горемыкин согласен рассматривать программу блока, часть которой правительство могло бы принять в дальнейшей деятельности. Но разговоры с «блоком» председатель считает недопустимыми: «Такая организация законом не предусмотрена». «Блок создан, – утверждал Горемыкин, – для захвата власти. Он все равно развалится, и все его участники между собой переругаются». Сазонов: «А я нахожу, что нам нужно во имя общегосударственных интересов этот блок, по существу умеренный, поддержать». Сазонов соглашается, что роспуск Думы «нужен», но «для осуществления его надо сговориться с той организацией, которая представляет собой антиреволюционную Думу». Шаховской находит, что «и дальнейшее оставление Думы и ее роспуск при настоящих