— Ты уже видела "Исправительное учреждение Холмса"? — спрашиваю я, и она в замешательстве хмурится и качает головой, прежде чем взглянуть на Тобиаса, но он ничего не говорит. — Это по другую сторону Маунт-Джеймс. Это местная тюрьма.

Она поворачивается к Тобиасу и высказывает предположение: — Я полагаю, это называется "Исправительное учреждение Холмс", чтобы обозначить что-то в городе твоей фамилией? — Тобиас кивает в подтверждение. Кто-то доходчиво объяснил, как все здесь работает, со всей этой дурацкой ерундой с названиями достопримечательностей. — Какое это имеет отношение к твоему околосмертельному опыту? — она продолжает, оглядываясь на меня, и я вздыхаю, замечая знак, который приведет нас обратно к пляжу.

— "Исправительное учреждение Холмса" состоит из двух отделений: колонии для несовершеннолетних и тюрьмы для взрослых, и, к сожалению, это наш опыт. Наши родители считают уместным помещать нас туда, когда мы не ведем себя соответственно, — вежливо отвечаю я, и почему-то она хмурится еще сильнее.

— Пожалуйста, объясни.

— В этом нет ничего особенного. Мы все знаем, что Илана управляет этим городом, выше мэра и всего остального, но мама Тобиаса работает на правительство. Она назначила его отца начальником "Исправительного учреждения Холмс". Меня помещали в отделение для несовершеннолетних четыре раза, Хантера дважды, а Тобиаса… ну, Тобиаса…

— Одиннадцать. Меня заставляли отправляться туда одиннадцать раз.

Глаза Иден чуть не вылезают из орбит, когда она смотрит на нас троих.

— Никто не знает, кроме наших родителей, потому что они все скрывают. Но в один из таких случаев, когда мы все были там, они были крайне недовольны тем фактом, что мы записались играть в футбол. — Я делаю паузу, почти ощущая воспоминание, как будто это происходит в эту самую секунду. Я чувствую, что Хантер готов взяться за эту историю, но я должен показать ту часть себя, которую позволяю видеть очень немногим, и я это сделаю.

— Мой разум не может постичь, в чем их проблема с тем, что ты играешь в футбол. Ты потрясающий.

— О, они знают, что у нас есть талант. Им просто не понравилось, что мы записались на школьный футбол без их разрешения, хотя в этом и не было необходимости. Так что, если мы хотели принимать решения как мужчины, с нами должны были обращаться как с мужчинами, что привело к двухнедельному заключению в четырнадцать лет. В первую ночь нас вытащили из постелей и потащили в открытый тренажерный зал, где нас ждали восемь молодых парней, почти годных для размещений во взрослой секции.

Всякое ощущение холода исчезло. Моя кожа горит от гнева и раздражения, и я могу сказать, что дрожь Иден утихла, поскольку она практически вибрирует от ярости.

— Хочу ли я вообще знать, чем это закончилось? — Иден хрипит, ее голос намного слабее, чем раньше, и я почти жалею, что был с ней откровенен, когда вижу, как сильно это на самом деле влияет на нее.

— Они избили нас до полусмерти. Мы можем постоять за себя, учил нас Райан, но не тогда, когда мы в меньшинстве и полностью застигнуты врасплох посреди ночи, — честно отвечаю я. — Мы провели оставшиеся две недели, восстанавливаясь после травм в наших камерах. На самом деле, именно там я получил свой шрам, но, по крайней мере, мы смогли играть в футбол.

Позитивность, за которую мы цепляемся из этого опыта, нисколько не успокаивает Иден, когда она качает головой.

— Нет слов, чтобы описать, насколько это дьявольски.

— Этого больше никогда не будет, любимая. Но мы делали то, что нам нужно, чтобы выжить и оставить это место позади, — бормочет Хантер, но она этого не понимает, и я могу это понять.

Некоторое время никто ничего не говорит. Мы все сидим в тишине, обдумывая то, с чем на самом деле имеем дело, наблюдая, как мир проходит мимо нас, пока Хантер ведет машину вдоль побережья, а солнце отражается от океана вдалеке. Я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда что-то гладит мои пальцы на коленях.

Я опускаю взгляд, и у меня перехватывает дыхание, когда Иден переплетает свои пальцы с моими, лаская большим пальцем костяшки моих пальцев. Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ней, но она наблюдает за проплывающим мимо миром через окно.

Что это?

Это сочувствие? Поддержка? Жалость?

Я поднимаю глаза, встречаюсь взглядом с Хантером в зеркале заднего вида, и он кивает с усмешкой, заставляя меня нахмуриться, когда Иден нежно сжимает мои пальцы. Я не знаю, что, черт возьми, это такое, но прямо сейчас мне все равно. Ее прикосновения каким-то образом успокаивают меня, в то время как ее рот приводит меня в бешенство. Она словно играет с огнем.

— Ты хочешь, чтобы я подвез тебя до дома, или предпочтешь вернуться вместе с нами? — Спрашивает Хантер, и мой гнев возвращается, когда она убирает свою руку из моей.

— Это не мой дом, но да, пожалуйста, отвези меня в дом Фримонтов. Я бы предпочла переодеться в свою одежду, и мне нужно минут пять. — Отказ вертится у меня на кончике языка, но ее глаза прикованы к моим, как будто она ожидает, что я откажу ей. — Не говори ни слова. Все эти эмоциональные выпады, которые вы мне устраиваете, вызывают гребаную головную боль. Я не могу думать, когда рядом кто-то из вас. У меня такое чувство, что я отказываюсь от всей своей морали и ценностей ради каких-то придурков.

— Но член то хорош, правда? — Вмешивается Тобиас, дуясь на Иден через плечо, но она просто отвечает тем же. Я знаю, что мы пробиваемся сквозь ее суровую внешность, даже если она сама этого не видит. Я могу быть терпеливым.

— Придаток между твоих ног превосходен. Проблема в твоей личности, которая пахнет как сырные шарики. Я не знаю, как справиться с негативом в этой ситуации, — парирует она, вызывая смех из моей груди без предупреждения, заставая ее врасплох.

Внедорожник останавливается возле дома Арчи, и как бы сильно я не хотел, чтобы она не уезжала, я знаю, что я главный источник всей ее неуверенности, поэтому я проглатываю свою гордость и открываю дверь.

— Ты можешь идти, но тебе придется выйти здесь, — говорю я ей с улыбкой, похлопывая себя по коленям, и она выгибает бровь.

— Я могу просто выйти со своей стороны, — возражает она, и я закусываю губу от ее нахальства.

— Ты могла бы, но ты любишь бросать вызов, Нафас, признай это.

Пыхтя, я наблюдаю, как решимость сверкает в ее красивых голубых глазах, когда она сбрасывает одеяло с плеч, обнажая