Шрифт:
Закладка:
Артур слегка прищурился и механическим движением взял доклад из рук Альфии, которая механическими же движениями подошла к мужчине и передала ему свиток, без слова приветствия, как только заметила его.
— На меня есть броня? — спросила девушка и взглянула на Аркадию. Она была по шею в громоздком чёрном панцире, который на вид был в два раза толще её самой… Служанка напоминала жука.
— Не было времени, — ответил Артур и вернул девушке бумаги. Альфия в свою очередь передала их в руке Эли, а потом посмотрела на сверкающее войско, немного подумала и спросила:
— И они все пушечное мясо?
— Да, — ответил маг.
Единственным предназначением этой армии было прорвать ему дорогу к Шанти. А потом все они погибнут.
— И я тоже? — продолжала спрашивать Альфия.
Артур ей ответил:
— Мясом будут все, кто не выживет.
— Даже ты? — повела бровью девушка.
Артур кивнул:
— Если проиграю.
Альфия задумчиво опустила голову и пошла назад. Вдруг девушка остановилась и спросила, не поворачиваясь:
— Ты победишь?
Артур прикрыл глаза и покосился в небо. У него над головой оно ещё было голубое:
— Я ещё никогда не проигрывал.
— Серьёзно? — Альфия задумалась:
— Ты ведь как-то умер.
— Я не проиграл.
— Можно считать это за победу, если ты мёртв?
Артур ответил после краткой паузы:
— Иногда.
— … — Альфия помолчала и пошла назад. Спустя пару шагов Альфия добавила:
— Ты изменился.
Артур задумался и кивнул, сам себе:
— Пусть.
…
…
…
Атросити ступила в огромный, глянцевый чёрный зал. Единственная красная свеча горела в самом его конце неприятным, пугающим светом. Девушка сглотнула, снова ощущая немного жилистый привкус человека, которого проглотила, чтобы набраться храбрости к этой встречи, и на ватных ногах пошла к далёкой свечке. Вскоре перед нею показался чёрный трон, и девушка опустила голову. Когда сияние красного огонька достигло её ног, она упала на колени и вдавила себя лицом в пол:
— Прошу, прошу пощадить, Владычица, я вам со всем помогу, я буду верно слу, служить… — прохрипела девушка и стала дожидаться. Но ответа не было. Не было, казалось, целую вечность. И всю эту вечность Атросити не смела поднять глаз. Наконец она услышала голос:
— Хорошо.
Не успела Атросити тайно сама себе улыбнуться, как вдруг её схватили за подбородок. Стеклянные глаза девушки встретились с холодными и красными глазами Шанти. Владычица мёртвых одним движением сломала ей подбородок, и пока лицо Атросити искажалось в выражении голого ужаса, Шанти по локоть засунул руку в её глотку…
212. Монолог
212. Монолог
Языки красного пламени облизывали глянцевый чёрный пол; в просторном помещении, большей частью сокрытом во тьме, как будто накрытым пышным одеялом, раздавалось хриплое дыхание. Атросити лежала на полу, распластанная, как ангел, и слегка наклоняя свою голову. В её лицо была вдавлена уродливая красная маска, так что открытыми оставались только кукольные глаза девушки и её красный рот — его маска удерживала таким образом, что девушка не могла сомкнуть губы. Её красноватая слюна вытекала на пол.
— Мне вообще не интересно тебя пытать — сказала Шанти со своего чёрного трона. Девушка сидела по правую руку от красной свечи, и потому только на левую её сторону падал свет, а правая наоборот, была затемнённой.
Шанти была в плотном красном платье, с широким поясом, с длинной юбкой, — она была наряжена, как раньше. Как наряжалась всегда, и только красных сапожек не было у неё на ногах, — девушка была босая. Её бледные белые ноги лежали на чёрной глянцевой поверхности пола. Шанти взглянула в пустые и блестьящие глаза Атросити у себя в ногах — если настоящие глаза были как драгоценные камешки, то эти напоминали стекляшки — и сказала:
— Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Я не против. Мне вообще всё равно, что ты обо мне думаешь. Хотя на самом деле я хочу тебе помочь.
— Я пытаюсь тебя… Даже не знаю, как это до тебя донести… Перевоспитать. Ты всегда была рабыней, и не в том плане, что раньше ты слушала мою мать. Твоим настоящим мастером всегда была твоя плоть.
Шанти откинулась на спинку своего трона и слегка улыбнулась:
— Зачем существует сознание… Я долго думала об этом, и знаешь, я кое-что осознала. Мы, сознание, то есть то, что говорит друг с другом, использует слова, думает, — мы все рабы. И я уже говорила тебе, что наш хозяин, — это наша плоть, вот это вот мясо. Отпрыск должен слушаться своего родителя, слышала такое? — Шанти хмыкнула. — Плоть всех нас породила, и мы не можем её ослушаться, вообще. Мы как на привязи, как шавки. Все чувства, всё, что ты чувствуешь, представь себе, как страх, возбуждение, или… Или… — девушка опустила голову, и белые волосы закрыли её глаза и опустили волнистую тень на её улыбку:
— Это всё проклятые цепи. Раскалённые цепи. Если телу что-то нужно, оно нас ими хлестает. Потому что мы его рабы, — девушка накрыла свой высокий лоб ладонью. — Тебе такое не мерзко? Наверное, нет. Знаешь, даже если мы все рабы, ты всегда была особенно убогой. Я пыталась это исправить, я вырвала тебе глаза, чтобы пресечь твой фетиш, но ты не успокоилась. Весь мир стал для тебя серым, а ты продолжаешь жрать пыль из этого пепелища. Какая жалкая тварь.
Девушка встала со своей трона и прошлась вперёд. Её тень, немного красноватая, нависла над Атросити и затмила фальшивый блеск её глаз, — в них не осталось никакой жизни. Шанти заговорила, почти шёпотом:
— Больше всего меня другое злит в этом проклятом рабстве. Что мы без него не можем, мы были созданы для него, в нём… Смысл всего, что мы вообще есть. Если нас отодрать от тела, мы просто развеемся в пустоту. Если не подгонять нас кнутами, страхом, болью, голодом, похотью, мы так и будем стоять на месте. Развеемся. Это наша движущая сила, мы без неё не существуем, не можем существовать…
— Лучше уснуть, чем дальше быть рабами, — проговорила девушка и прикрыла веки.
— Пока мы ещё не заснули, я попытаюсь воспитать из тебя что-нибудь, что угодно, не важно. Жри сколько влезет, этого я тебе не запрещаю. Я запихаю в тебя столько мяса, что ты никогда больше не сможешь получать удовольствие от еды. Я отберу и другие твои удовольствия,
