неосторожность однажды наступить на ваше самолюбие. Итак, готовы ли вы умереть ради того, чтобы Герман ушел с вами? Я готов умереть ради того, чтобы он с вами не ушел. И готов убить. Подумайте об этом, господин Кольцов, пока еще не стало слишком поздно.

Последовавшее за этим молчание было довольно долгим. Наконец Кольцов неуверенно произнес:

— Как же вы собираетесь меня убить? Задушить голыми руками?

Аркадий подмигнул Герману, и тот удовлетворенно улыбнулся.

— Вы уверены, что в моем распоряжении только голые руки?

— Если бы у вас было оружие, вы давным давно пустили бы его в ход. Вы блефуете.

— Последние пять минут я только и делаю, что предлагаю вам это проверить. Что же вас останавливает?

Глубоко вздохнув, Нора приготовилась к самому худшему.

Однако молниеносного штурма со спецэффектами не последовало. Вместо этого прозвучал вопрос:

— У вас есть возможность связаться с моим сыном?

— Только при личной встрече на Анзерском.

Тишина за дверью.

Нет, не полная. Вроде слышны негромкие голоса.

— Давайте попробуем договориться, — наконец предложил Кольцов.

Тон его изменился. Очередной фокус?

— Давайте, — отозвался Аркадий.

— Умирать я не хочу. И не думаю, что вы, Аркадий Петрович, этого хотите, несмотря на всю вашу лояльность к Герману. Мне нужны ответы на некоторые вопросы. Правдивые ответы. Если вашего влияния хватит на то, чтобы убедить Германа поговорить со мной честно и откровенно, то я сегодня же покину остров. И черт с вами со всеми.

— Вы оставите в покое и Германа, и Леонида?

— Да. Делайте с ними что хотите. Мне они надоели.

Только не верьте ему, мысленно умоляла Нора, только не верьте…

Аркадий посмотрел на Германа. Тот поднял вверх указательный палец.

— Обсудим детали. Вы медленно откроете дверь и войдете. Один. Закроете дверь. Герман поговорит с вами, после чего вы удалитесь, как обещали. Если вы на это согласны, то я попробую его убедить.

— Согласен.

— Ждите моего сигнала.

Тем же указательным пальцем Герман поманил Аркадия к себе.

— Не верьте ему, — выдохнула Нора в докторское ухо, пока он еще не успел отойти.

Доктор молча кивнул.

Что же они задумали?

С растущим изумлением она следила за тем, как Аркадий, пошептавшись с Германом, закатал ему рукава рубашки, развязал узелок, стягивающий концы бинта, размотал бинт на два или три оборота и, оставив этот хвост свободно свисать с предплечья, сделал шаг назад. Поблагодарив коротким кивком головы, Герман передал ему нож. Метнуть без промаха Аркадий, может, и не был способен, но пырнуть врага вполне.

Вернувшись на прежнее место, Аркадий ободряюще сжал холодные пальцы Норы и громко проговорил:

— Входите! Только вы, Андрей Яковлевич. Медленно.

Интересно, подумала Нора, им всем так же страшно, как мне?..

Дверь толкнули, и она отворилась. Ровно настолько, чтобы в комнату смог войти один человек. Как только он переступил порог и сделал два шага вперед, Аркадий захлопнул дверь за его спиной. Вошедший — это был, слава богу, Андрей Кольцов — вздрогнул и обернулся. Выглядел он уже не таким холеным, как в кафетерии. Костюмчик помялся, физиономия тоже, по ней ко всему прочему градом катился пот.

— К делу, Андрей Яковлевич, — сказал ему Аркадий, держа нож таким образом, чтобы он был на виду. — Герман ждет.

Тот вздрогнул вторично, словно этим именем — Герман — его хлестнули по лицу. Повернулся и встретил взгляд бледно-зеленых глаз.

— Хочешь подойти ближе? — тихо спросил Герман.

При звуке его голоса Нору пробрал озноб. В нем было такое… такие… Ни разу в жизни она не слышала ничего подобного. И даже не знала, как это лучше назвать. Вибрации? Едва уловимые, но производящие поистине жуткое впечатление. Герман будто подцепил стоящего напротив человека на крючок своего взгляда и принялся неторопливо потрошить. Потрошить голосом-лезвием. Впрочем, Кольцов, находящийся в состоянии крайнего возбуждения, кажется, не чувствовал никакого подвоха.

— Если бы не хотел, меня бы здесь не было, mon cher.

Грудь его тяжело вздымалась от дыхания. Герман же, наоборот, стоял так тихо, что казалось, не дышит вовсе.

— Посмотри на меня. — Монотонный голос, но с теми же странными вибрациями, различимыми даже не на уровне слуха. — Посмотри.

— Смотрю.

Неотрывно глядя на него, Андрей Кольцов приближался. Герман понемногу отступал…

— Теперь скажи мне. Скажи то, что собирался сказать.

…отступал, пока не оказался рядом с черным прямоугольником, отмечающим на полу то место, которое Нора в прошлый раз определила как «кровать».

Там он остановился. На самой границе. Еще немного размотал бинт. Подошедший Кольцов отрешенно, на автомате, скопировал его движение. Его нельзя было назвать безвольным человеком, однако сейчас с ним творилось черт знает что. Теперь бинт свисал с вытянутой руки Германа почти до пола.

— Уезжай со мной, mon cher.

Герман сделал шаг назад, в пространство, ограниченное черным прямоугольником. Кольцов последовал за ним.

Еще шаг назад. Стоя спиной к тому, что раньше было окном, а сейчас имело вид пылающего золотого квадрата, Герман слегка запрокинул голову и замер. Гибкая стройная фигура, открытая шея, впалые щеки, изящные скулы, твердая линия рта, капельки пота на верхней губе. И глаза. Зеленые как незрелый крыжовник глаза в обрамлении черных ресниц.

Еще шаг вперед. Нежданно-негаданно оказавшийся, подобно Алисе, в очень странном месте, Кольцов, похоже, забыл все вопросы, которые собирался задать. Его сотрясала дрожь, в тишине пустой комнаты было хорошо слышно тяжелое, с присвистом, учащенное дыхание.

Вот он протянул руку. Коснулся лица Германа. Погладил край щеки, мочку уха, скользнул пальцами к шее. Тот сдержанно улыбнулся. Подставил ему наполовину разбинтованную руку.

— Сними остальное.

Наблюдая за ними, Нора вспомнила дудочку Гамельнского крысолова.

Один оборот, другой, третий — и бинт вместе со сложенной в несколько раз и пропитанной антисептиком стерильной салфеткой упал на дощатый пол.

— Ты ранен, — пробормотал Кольцов, глядя на подсохшую болячку, венчающую багровый кровоподтек вокруг того места, откуда доктор Шадрин извлек пулю.

— Да. Меня ранил твой человек.

— Было много крови?

— Хороший вопрос. Ты любишь кровь, я знаю. Не пугайся. — В левой руке Германа сам собой появился нож. — Я покажу тебе кровь. Смотри.

Прежде чем Кольцов успел отреагировать, он сковырнул кончиком ножа темную корочку с заживающей раны — лицо его при этом исказила болезненная гримаса, — и на предплечье опять заблестела кровь.

Андрей Кольцов издал короткий булькающий звук. Икнул? Всхлипнул? Было не очень понятно, что поразило его до такой степени, неожиданный поступок Германа или вид крови.

Комнату по-прежнему заливал солнечный свет. И то, что произошло минуту спустя в этом ослепительном сиянии, показалось Норе кошмарным вдвойне. Сначала раздался звук, больше всего напоминающий свист хлыста, затем