рисовали их и себя в разных фантастических образах. Сами мы, конечно же, представали в облике увешанных оружием и покрытых неувядаемой славой героев; старшим же отводились роли помельче: индейцев, аборигенов, захватчиков-французов, а иногда – и диких зверей. Что занятно, забава сия довольно неплохо помогала нам побеждать страх и смущение перед нападавшим и обвинявшим нас старшим, и потому сейчас в уме я уже привычно натягивал на ноги охотничьи сапоги с огромными голенищами, надевал на голову широкополую шляпу, как на гравюрах в книге о приключениях Робинзона, и шомполом туго забивал в ствол своего старого, но верного кремневого ружья добрую свинцовую пулю. Ну что же, лев – так лев! Туземцы из соседней деревеньки дадут немало хорошей провизии за вашу шкуру, князь, да пару увесистых слоновых бивней в придачу!..

– До крайности удивлен встрече с вашим сиятельством в наших краях, – я даже был совершенно искренен в своих словах. – У вас есть до меня какое-то дело?

Князь медленно встал с кресла и только после этого повернулся ко мне.

Я закрыл за собой дверь в кабинет, и мы встали друг напротив друга в центре комнаты. Покручивая в руках свою резную трость с серебряным набалдашником, он огляделся, обошел меня, едва не толкнув плечом, и проследовал к небольшому зеркалу, висевшему на стене у двери. Там, созерцая свое отражение и подкручивая свои холеные усы, он явно выдерживал паузу перед разговором.

Я про себя усмехнулся: английское зеркало, приобретенное мною еще во время моей первой поездки на остров, было маленьким и довольно неудобным. Многие местные купцы были родом из старообрядцев и зеркал не жаловали, поэтому, дабы это вдруг не помешало моим отношениям с торговыми партнерами и компаньонами, я приобрел себе в кабинет небольшое, малозаметное и очень скромное зеркало. Теперь князю приходилось чуть наклоняться и приседать в надежде привести себя в порядок и насладиться видом своих восхитительных усов. Со стороны это смотрелось довольно комично, и я, рисуя в воображении очередную картинку со львом, рассматривавшим свою глуповатую морду в мелком африканском озерце, прошел к своему креслу за столом. Сесть в него, впрочем, я не решился.

– Уважаемый Марк Антонович, – наконец промолвил князь, не отвлекаясь от своего отражения в зеркале, – ваше удивление объяснимо, но давайте не будем ходить вокруг да около. Я хочу спросить вас лишь об одном: вы понимаете, в какой переплет вы попали?

– Вы, ваше сиятельство, до того любезны, что предприняли столь дальнюю и утомительную поездку, дабы донести до меня все правовые сложности моего дела? – усмехнулся я.

– В сторону все эти длительные и никому не нужные разговоры, – князь продолжал разглаживать свои усы, – и прошу избавить меня от ваших упражнений в сарказме. Я, знаете ли, человек любопытный! И мое положение позволяет мне любое мое любопытство удовлетворить. Так что небольшая поездка, ближе знакомящая меня с миром, мне только полезна. Я также надеюсь, причем надеюсь искренне, что она пойдет на пользу и вам, – он выпрямился и, приблизившись, пристально посмотрел мне в глаза.

– Коим же образом? – изо всех сил стараясь не отводить взгляд, спросил я.

– Самым что ни на есть прямым. Мы можем долго переливать из пустого в порожнее и говорить намеками и аллегориями, но давайте сбережем друг другу время и силы. Что вам нужно? Зачем эти странные слухи и эта начавшаяся возня с завещанием Савельева?

– Видите ли, я являюсь наследником по завещанию Анны Устиновны Барсеньевой. И по этому завещанию мне передается право наследования части капиталов купца Савельева… – стараясь не допустить в своем голосе оправдательных интонаций, я говорил подчеркнуто спокойно, чуть растягивая слова и увеличивая паузы между ними.

– Это мне известно, черт возьми, – князь вспыхнул, но в одно мгновение поборол в себе вспышку гнева, – это ни для кого не секрет! Однако фантазия упомянутой вами покойной особы, Царствие ей Небесное, была и остается лишь фантазией.

Он отвернулся и широкими шагами прошелся по комнате взад-вперед:

– Мне действительно весьма любопытно посмотреть на человека, который считает эту фантазию настолько правдивой и осязаемой, чтобы возбудить дело, которое полностью уничтожит его репутацию и выставит его не просто в смешном виде, нет, а в самом комическом, самом непривлекательном виде перед всем миром! Какая коммерческая карьера может быть у него после такого? Расскажите мне об этом, Марк Антонович!

Князь развернулся передо мной на каблуках и, с размаху опустившись на небольшой диванчик, который стоял у стены чуть поодаль от стола, вынул портсигар и закурил толстую сигару. Нимало не смущаясь отсутствием пепельницы, он стряхивал пепел прямо на ковер, лежавший у него под ногами.

Я же уселся в свое кресло.

– Во-первых, – начал я, – Анна Устиновна была особой, совсем не расположенной к фантазиям, как вы изволили выразиться. А во-вторых, я рассматриваю ее завещание как последнюю волю усопшей и именно по этой причине не намерен отказываться от своего плана.

Князь насмешливо поднял брови:

– А на каком же месте для вас стоит сам куш? Наверное, вы хотите построить на барыши с наследства пару-тройку лечебниц и приютов?

– На каком-то месте куш, конечно, и стоит, но не уверен, ваше сиятельство, что подробности будут вам интересны, – я откинулся в кресле, уперев локти в подлокотники и сведя пальцы рук перед собой.

– Почему же, голубчик? Мне до крайности интересно, как в своем умишке вы решили распорядиться моими деньгами, – князь покраснел, по-видимому, с трудом сдерживая ярость.

– Я ни на что чужое не претендую. В случае, если все умозаключения и подозрения Анны Устиновны не подтвердятся, и суду не достанет неопровержимых доказательств того, что она права, я удовлетворюсь его отказом, – я поразился собственной самоуверенности, если не сказать – наглости, поскольку неопровержимые доказательства мне еще только предстояло изыскать и предъявить судьям.

– Но сам суд, голубчик, нанесет урон всем сторонам, участвующим в разбирательстве того грязного дела, что вы затеваете!

– Сам по себе суд – дело совсем не грязное, а вот пролить свет на некоторые грязные дела, боюсь, придется. Замечу лишь, что грязными они стали гораздо ранее моего появления во всей этой истории…

Князь резко поднялся на ноги и подошел ко мне:

– От вас не останется ничего, ни мокрого места! Вот увидите, газеты создадут вам славу мошенника! Алчного охотника за химерными сокровищами! Это вам я обещаю! Ваш последний шанс – отступиться!..

Я отодвинул кресло и, упершись руками в столешницу, медленно встал. Мы с князем оказались друг напротив друга, разделенные столом, на расстоянии не более аршина.

– Я всегда заканчиваю то, что начал, – ответил я. –