Вёлва Гудрун — знахарка или вещунья — прибыла в середине января, как раз перед блотом, праздником середины зимы, или Йолем, как его еще называли. Эйсе рассказала Кери, что в это время года обычно устраивают пир с жертвоприношениями богам в священной роще в лесу недалеко от усадьбы. Норвежцы оставляют в роще угощение для своих предков, а также для умиротворения волшебных существ, которых Эйсе называла подземным народцем или гномами. Кери перекрестилась при мысли о таких странных обычаях, отчего пожилая женщина улыбнулась.

— Возможно, однажды тебе придется обратиться к ним за помощью, поэтому на твоем месте я бы кое-что добавила, — посоветовала она.

Кери неохотно положила овсяную лепешку на одну из тарелок — наверное, не помешало бы перестраховаться, даже если это шло вразрез с ее собственными убеждениями. И кто-то — будь то ее собственный Бог или их боги — приглядывал за ней в тот раз, когда ее палец был сломан, потому что он отлично зажил и снова стал нормальным.

Она предполагала, что Гудрун прибыла, чтобы провести церемонию в роще, но так как Кери не хотела иметь ничего общего с языческими ритуалами, она старалась держаться подальше от женщины. Старая и сгорбленная, Гудрун, однако, обладала проворством, которое противоречило ее возрасту, и удивительно острым взглядом, от которого, казалось, никто и ничто не могло укрыться.

Ее глаза были водянисто-голубыми, заметно темневшими, когда она смотрела на тебя, и Кери это смущало. Как будто эти очи могли заглянуть ей прямо в душу и раскрыть ее сокровенные тайны, а затем призвать к ответу за греховные мысли. Вздрогнув, она снова украдкой перекрестилась.

Хокр рыбачил на льду со своими людьми, когда Гудрун, шаркая ногами, поднялась на холм; она пришла пешком и одна, поэтому, вероятно, он не заметил новоприбывшую до вечерней трапезы. Со своего обычного места на расстоянии руки от него Кери слышала, как у него перехватило дыхание от удивления, когда он увидел старуху, входящую в его дом.

— Что она здесь делает? — сердитым шепотом спросил он жену, что, по-видимому, означало, что не он приглашал Гудрун.

Они с Рагнхильд оставили препирательства за столом и в основном игнорировали друг друга после происшествия с кольцом, поэтому Кери была удивлена, услышав, что они разговаривают.

— О, она была рядом с моим отцом, когда он скончался осенью, и я долго говорила с ней о… ну, о нашем положении. Я попросила ее прийти сюда, если она будет свободна, чтобы помочь с зимним блотом.

— Нам не нужна помощь. Старая Тайра всегда справлялась отлично.

— Ах, в том-то и дело, что она становится слишком старой. Она едва ходит, особенно в холод, и ее память угасает. Нам нужен кто-то, кто действительно может призвать богов на помощь от нашего имени. Я думаю, что они больше не слышат Тайру, а я так долго ждала другого ребенка.

— И с памятью Тайры, и с ее голосом все в порядке, — запротестовал Хокр, — и, в отличие от нее, Гудрун нужно будет заплатить за услуги. Очень дорого.

Но Рагнхильд продолжала, как будто не слыша:

— Гудрун посоветовала нам принести в жертву по одному животному каждого вида, непременно лошадь и свинью, а кроме того, добавить раба мужского пола, чтобы убедиться, что боги действительно обратят на нашу мольбу внимание. Мы плохо старались последние несколько лет — неудивительно, что я больше не зачала.

В голосе Хокра, когда он ответил, была странная смесь боли и терпения.

— Рагнхильд, ты не хуже меня знаешь, что это как-то связано с рождением Йорун. Тайра так сказала и…

— Прошло пять лет. Более чем достаточно времени, чтобы мое тело исцелилось. — Голос Рагнхильд был язвительным, с оттенком отчаяния, и Кери не могла не сочувствовать женщине.

Тоска хозяйки по другому ребенку очевидно граничила с одержимостью. Быть бесплодной — ужасный удар для любой женщины, и тем более для жены ярла, которому наследники необходимы. Особенно для этой, если она намеревается принести в жертву драгоценных животных и… раба? Милостивый Боже, нет, этого не может быть!

— У меня каждая лошадь на счету. — Тон Хокра был резким. — И мы, конечно, не приносим в жертву людей, рабов или нет — неважно. Они нужны нам, чтобы обрабатывать землю.

Краем глаза Кери увидела, как Рагнхильд повернулась к мужу с умоляющим взглядом.

— Хокр, пожалуйста, может быть, это единственный выход! Мы должны попытаться, разве ты не видишь? Если бы мы только могли заставить богов прислушаться…

— Нет. — Хокр положил свою руку поверх руки Рагнхильд. — Мне очень жаль, но я не верю, что это поможет. Боги уже приняли свое решение, иначе ты зачала бы раньше. Мы должны смириться.

— Ты просто не так сильно хочешь. — Глаза Рагнхильд гневно сверкнули, и она убрала руку. — Ты действительно собираешься довольствоваться одной дочерью, которую заколдовали тролли? Дурочкой? Или ты планируешь завести детей с кем-то еще, кроме меня?

Хокр вздохнул.

— Рагнхильд, мы можем поговорить об этом наедине?

— Нет! — Она хлопнула ладонью по столу. — Мне все равно, пусть даже весь мир слышит меня, я хочу, чтобы ты согласился на предложение Гудрун сейчас, или все узнают, что тебе наплевать и на меня, и на будущее твоих владений.

— Это неправда. Будущее обеспечено. Йорун удачно выйдет замуж и подарит нам внуков, я уверен. Только посмотри на нее — она уже хорошенькая и вырастет такой же красавицей, как ты, ее мать.

Однако мать девочки, проигнорировав комплимент, посмотрела на дочь с пренебрежением. Кери отвела взгляд, ей стало грустно за Йорун.

— Какая разница, как она выглядит, если она полоумная?

— Она не такая! Послушай, Кери научила Йорун говорить. Она уже может сказать несколько слов и со временем узнает больше. — Хокр улыбнулся своей дочери, которая перестала есть и широко раскрытыми глазами смотрела на родителей, очевидно понимая, что происходит важное. — Мы собирались подождать чуть дольше, чтобы рассказать тебе, сделать это сюрпризом, но ты можешь узнать это и сейчас.

— Весьма правдоподобная история, — усмехнулась Рагнхильд.

— Нет, это сущая правда, — настаивал Хокр. — Йорун мин, скажи «мама».