— Нас предупреждали, что граница рядом, да мы забыли. Идем, заболтались. Полосу-то вспаханную мы видели, да поду­мали, что кто-то себе здесь огород вспахал. Нашли заброшен­ный хутор, взяли рамы, идем назад. А тут как раз погранични­ки. Задержали нас, а что с нас возьмешь? Мы, говорим, за рамами ходили, вот тащим назад. Поругали они нас и говорят, что в ту сторону можете ходить куда угодно, а сюда — чтобы больше не ходили. Бывало, поляки сюда наведывались. Как-то смотрю, мужчина едет на велосипеде, в костюме таком рабо­чем, темно-синем. Только он проехал, бегут пограничники. «Никого не видели здесь?» — «Видела, — говорю, — мужчину в костюме на велосипеде». — «Куда поехал?» — «Туда». Вернули его. Оказалось, поляк. Говорил, что не заметил границу, заблу­дился. А мой муж настоящего шпиона поймал. Очень важно­го. Здесь у нас станция на леспромхозе была. Пришел состав под лес. Мой муж вошел в вагон, а там человек сидит. Он его спрашивает, кто такой, откуда, куда едет? А тот говорит, мол, в Лиду еду. Да ведь Лида совсем в другой стороне. Мой муж сказал рабочим, чтобы они присмотрели за ним, чтобы не сбежал, а сам — быстро на заставу, сообщил пограничникам. Те его взяли. А через некоторое время приехал начальник заставы, благодарил моего мужа, говорил, что очень крупного шпиона помогли задержать. Лично его наградили.

Еще одного «шпиона» помогла поймать Екатерина Серге­евна Моргунова у поселка Мелькемен на границе с Литвой:

— Как раз выборы были, меня с бумагами послали в сельсо­вет, а по дороге мужчина идет и спрашивает, где колхоз Кали­нина? Я смотрю, а у него в телеге снаряды спрятаны. Я ему показала в другую сторону, а сама бегом в контору. Сообщи­ла. Его взяли потом. Он вроде литовец был. Мне потом благо­дарность объявили.

Воспитанное с детства чувство высокой бдительности очень пригодилось советским людям на калининградской земле. И еще многие годы после войны местные газеты сообщали о поимке очередного лазутчика или диверсанта.

25 июля с. г., следуя из г. Мамоново в пос. Пятидорожное, колхозник сельхозартели им. Черняховского т. Калинин встретил неизвестного, одетого в форму бойца Советской Армии, который избежал с ним встречи и свернул с дороги в кустарник.

Товарищ Калинин не прошел мимо неизвестного и помог его задержать.

В августе колхозники сельхозартели им. Молотова А.И. Шиш­кин и Е.А. Булыгин <...> заметили неизвестного, двигавшегося в сторону государственной границы. Исполненные чувством ответственности перед Родиной, т. Шишкин и Булыгин задержали лазутчика.

Из газеты Ладушкинского района «Коллективист».

1952. 17 сент.

Запретная зона №2

До сих пор речь шла о внешних границах. Но существова­ли и «внутренние» границы по отношению к СССР. Кёнигебергская область была «особой зоной», со специальным режи­мом въезда.

Въезд гражданам в г. Калининград и область разрешать только по пропускам органов милиции, выдаваемым гражданам по месту жительства, а женам и детям генералов, адмиралов и офицеров, следующих к месту службы главы семьи, — по разрешениям, выдаваемым командирами дивизий и выше. Лиц, прибывших без пропусков или без разрешений, не прописывать и удалять.

Из приказа начальника областного управления по гражданским делам от 12 июля 1946 года

ГАКО. Ф. 298. Оп. 1.Д.4. Л. 10

— Все население снабжалось паспортами: область считалась закрытой зоной. Без паспортов никто не мог сюда проехать. Примерно до середины 50-х годов в паспортах ставился специ­альный штамп прямоугольной формы, на котором большой цифрой стояла двойка и рядом запись — «Запретная зона». Это примерно выглядело так:

С таким штампом в паспорте можно было свободно выез­жать и приезжать в область. Иногда был штамп с «№1», что давало право въезда в особо секретные районы, прежде всего в Балтийск и пограничные районы (Багратионовск, Мамоново), — рассказал Юрий Михайлович Феденев.

Процедура получения такого штампа была весьма громозд­кой. Тем, кто по какой-либо надобности хотел приехать в область из других районов страны, надо было в месте своего постоянного проживания идти в управление КГБ или в милицию и, объяснив причину поездки, просить разрешение на въезд. Оттуда посылал­ся запрос в Калининград, где и давали или нет «добро».

В первые послевоенные месяцы в Кёнигсберге, вспомина­ют старожилы, была организована патрульная служба, суще­ствовал комендантский час. Особенно строг был он в ночные часы для немецких граждан. Елена Кузьминична Зорина рас­сказала, что, когда она приехала в июле 1946 года, ее никто не встретил: «Муж в письме советовал искать гражданское управ­ление, а оно располагалось на углу улицы Кирова. Так мы с попутчиками шли, передвигаясь от одного патруля к другому, они стояли на расстоянии 300 метров друг от друга».

Власть военная и гражданская

Совершенно естественно, что первой советской властью на территории бывшей Восточной Пруссии, отошедшей к СССР, стали военные, а именно — военные комендатуры, которые вре­менно вынуждены были заниматься и гражданскими делами. Кроме задач военного характера, на комендантов возлагались обязанности управления всей жизнью местного населения и охраны находящегося здесь имущества.

Об усилении охраны в дни празднования 1 мая.

<...> Особо усиленно охранять в 3, 4, 5, 7-й комендатурах спиртовые и пивоваренные заводы. Начиная с 30 апреля по 3 мая включительно на всех пивоваренных и спиртовых заводах, а также складах спирта выставить двойные караулы и на всех подходах к заводам соорудить шлагбаумы и выставить часовых.

Никого к заводам не подпускать, а по нападающим после трехкратных предупреждений применять вооруженную силу.

Иметь в районе спиртовых заводов, спиртовых складов и пивоваренных заводов резервы не менее взвода с пулеметами и пожарные средства для тушения пожаров и