создавать ощущение ветхих развалин. Само собой, часть из них уже были перестроены, ведь мирное время требовало этого как никогда, вот только процесс приходилось проводить уже своими руками, либо за счёт собственных средств. А это дорого! Так зачем же городскому совету было тратить уйму денег на тюрьму? Это здание прилегало к ратуше и было обычным одноэтажным строением. Наказание «верхним казематами» означало, что узники будут пребывать в сухих камерах с окнами, позволяющими им видеть мир божий и пользоваться солнечным светом. Наказание «нижними казематами» означало, что они будут прозябать в подвалах, лишённые свежего воздуха, а также погруженные в вечную тьму.

Однако я не думал, что мифордские подземелья имеют целых два уровня. Потом я узнал, что ещё раньше, когда на месте города стояло поселение одичалых, здесь стоял дом вождя. Во время штурма, поселение сожгли, а дом сравняли с землей. Зато глубокие подземелья остались почти в первозданном состоянии.

Ратушу как раз построили на удобном месте, где ранее и находился этот «дом вождей», но городским чиновникам подземелья не были нужны. А вот тюрьме пригодились, так что тюрьму построили рядом, соединили проходами, а сами подземелья привели в порядок и активно стали эксплуатировать.

Сначала мы спустились в подвал, потом извилистая, длинная лестница привела нас в караульную.

Караульная — это громко сказано, поскольку в маленькой каморке сидело двое пьяных стражников, которые, увидев Вонахейма, попытались как можно быстрее спрятать кувшин с выпивкой под стол. В результате его разбили. Друд великодушно притворился, что ничего не заметил.

- Как там Пуллер? - заговорил он.

- Чтоб его, сраного ублюдка! - отозвался младший из стражников. - Как же я ему влепил, господин, твою же!

- Что такое? - замечаю, что глаза Друда сузились в щёлки. На месте стражника я бы задумался над этим фактом.

- Орал, господин, тудыть его! - мужик замахал руками. - Дык, пошёл и ему, сучонку, того, вмазал и, того, сказал скотине, чтоб морду в пол и не булькал! - он рассмеялся довольным, пьяным смехом. - Хорошо, твою же, сказал, нет?

Вонахейм посмотрел на старшего из караульных.

- Кто это?! Не знаю его! - рука советника указала на болтливого парня.

В его голосе я чуял тон, который, - если бы я был младшим стражником, - приказал бы мне взять ноги в руки. Конечно, при условии, что означенный младший стражник имел бы хоть каплю мозгов в башке, залитой выпивкой.

- Я ему пинок! А потом дубиной по морде и, того, снова пинок..! - даже не заметил он действий Друда.

- Господин советник, я уезжал! - зато старший стражник несомненно знал, чем это светит. - Я первый день! Неделю меня не было и его не знаю, «Небесным Клинком» клянусь! Это новенький...

Ванахейм пошёл пятнами от бешенства. Челюсть у него ходила, как у рычащего пса. Купец протянул руку.

Старший стражник понял жест и подал обитую железом дубину, которая до сих пор стояла, опёртая о стену.

- С первой тычки, того, я ему нос свернул, второй, того, вмазал в глаз, а третьей... - хвастался юнец, разгибая пальцы.

Когда-то, ещё в Новиграде, будучи там проездом, я имел честь наблюдать, как сир Гаррен Дирген, мастер над оружием «Небесного Щита», тренирует солдат пользоваться булавой. Уже преклонного возраста мужчина поразил меня точным и мощным ударом, которым он раскрошил тренировочный манекен, показывая мастер-класс. Но это было ничто по сравнению с ударом, нанесённым Друдом. Одним ловким движением дубины советник сломал стражнику все три вытянутых пальца. Потом двинул с левой стороны и попал точно по колену. Лишь тогда мужчина начал душераздирающе выть.

- Идём, - приказал я старшему стражнику и потянул его за рукав.

Он послушно пошёл за мной и когда мы уходили, уже не слышали ни тяжёлого дыхания Вонахейма, ни стука его дубины, бьющей по телу, лишь полный боли рёв истязаемого человека. Мне было интересно, когда Друд утомится и решит присоединиться к нам? И также же мне было интересно, что останется от стражника. Хотя трудно было не согласиться с тезисом, что он получает лишь то, что усердно сам заслужил.

В камеру Пуллера вели дверцы, по покрытому ржавчиной замку которых я понял, что ими давно не пользовались. Узнику подавали воду и еду через маленькое окошко в кладке. Никто не задал себе труда, чтобы зарешетить его, поскольку даже ребенок был бы не в состоянии влезть в этот проём. Я заглянул внутрь и увидел человека, лежащего на каменном помосте у противоположной стены камеры. Помост был шириной едва ли в локоть, поэтому узник, чтобы удержаться на нём, выцарапал дыры между кирпичами, и я видел, что сейчас, во сне, он механически цепляется ногтями за эти отверстия.

Почему он так отчаянно старался удержаться на каменной полке? А всё потому, что в камере не было пола. Или, скорее, конечно был, но невидимый, покрытый слоем бурого месива. Настолько зловонного, что в какой-то момент мне захотелось отпрянуть от окошка. Месиво состояло из никогда не убиравшихся испражнений приговорённого и сочащейся со стен воды. Благодаря царящей вокруг меня тишине я слышал мерное покапывание жидкости, стекающей вниз с потолка.

Сын купца Пуллера лежал, повернувшись лицом к стене, поэтому я видел лишь его спину с выпирающими лопатками и тощие бёдра, покрытые глубоко въевшейся под кожу грязью. Вдруг он, вероятно заслышав шум от скрипучей дверцы, охнул и повернулся. Это порывистое движение привело к тому, что парень с плеском упал в отвратительную массу. Вскочил почти мгновенно.

Нечистоты доходили ему до колен, но я обратил внимание на нечто другое. Так вот, лицо Хендрика было не просто обезображенным и помеченным сеткой старых шрамов. Через левую щеку, от угла глаза до подбородка, тянулась отвратительная, воспалённая рана, а нос казался размозжённым. Очевидно, это были следы побоев, которыми хвастался молодой стражник и за которые как раз получал сообразную награду от Друда.

Молодой Пуллер качнулся в сторону двери, расплёскивая вокруг вонючую грязь, потом поскользнулся и упал. Скрылся под поверхностью.

- Вот так искупался! - стоящий рядом со мной мужчина рассмеялся искренним смехом кретина.

- Пошёл! - я оторвался от окошка и подтолкнул стражника. - Вытягивай его!

- Что вы, господин?! - он посмотрел на меня столь возмущённым взглядом, будто я предложил ему, чтобы он поразвлёкся содомией со своим отцом.

Потерявший сознание человек не выдержит без дыхания дольше, чем хватает времени на то, чтобы прочитать три-четыре раза молитву «Небесному Клинку». А я не хотел,