с затеей Даниярова. Кто знает, в чьи руки попадут разработки в министерстве? Консультация может затянуться, а тогда и отпадет надобность пересматривать или сокращать сроки работы. Это понимал не только Балтаев, но и Рахимов. Поэтому примирения не получилось.

III

На другой день Рахимова вызвали в обком.

Рахимов велел своей секретарше позвать к нему главного инженера, желая вместе с ним отправиться в Бухару, но того не оказалось на месте: уехал, никому не сказав куда. Такого раньше не бывало. Видно, закусил удила. Дивно-Дивно поехал один.

Кабинет у секретаря обкома большой и светлый. На стене — огромная карта области. Через высокие окна с улицы доносился приглушенный шум. Секретарь внимательно просматривал какие-то бумаги. Перед ним за столом сидел Хашим Балтаев.

— Проходите, проходите, — радушно встретил Рахимова хозяин кабинета и указал на кресло напротив Балтаева.

«Дивно-дивно, — подумал Рахимов, усаживаясь. — Ай да главный... Ну что ж, обком как раз то место, где можно, наконец, внести ясность в наши отношения...

Завертелся вентилятор. Видно, секретарь, предвидя жаркий разговор между несговорчивыми руководителями, решил остудить их горячие головы. Секретарь коротко изложил суть жалобы Балтаева, не высказывая своего отношения. Однако Рахимов уловил в его голосе иронию, да и едва заметная улыбка выдавала ее. Правда, пока неясно, к чему или к кому она относится...

Из того, что сказал секретарь, Рахимов понял, как много успел наговорить ему Хашим.

В одном Балтаев был прав: дела на трассе еще не наладились, но умолчал о главном — на стройке есть большие неиспользованные резервы. Он напирал на то, что Рахимов, поддерживая верхоглядов, подрывает авторитет главного инженера.

Словом, Хашим явно пришел в обком говорить не о деле, а о себе. Все это смахивало на склоку. Рахимов с тоской подумал: «До чего ты, брат, докатился! Пытался все делать сам, в любую щель лез, а подлинного штаба стройки не создал, теперь вот сиди и участвуй в комедии, которую тут разыгрывает твой главный».

— Одно меня удивляет, — обратился секретарь к Рахимову. — Появились поправки к проекту, так почему не обсудить их со специалистами? Наконец, в тресте есть бюро изобретений. Вы советовались там?

— Да, — ответил Рахимов и приободрился. Секретарь обкома, конечно, не станет разбирать их личные отношения. Он быстро уловил зерно спора и сразу перешел к делу. — После того как я ознакомился с материалами, их направили в бюро изобретений. Отзыв получен положительный. Товарищ Балтаев должен бы знать об этом.

Рахимов умолк, но поймав на себе внимательный взгляд секретаря, решил выложить все начистоту.

— Мы не можем довольствоваться сегодняшним днем, — продолжал он. — Какие мы руководители, если не изыскиваем новые возможности. Люди жаждут творчества, а товарищ Балтаев готов крикнуть им: не сметь!

Хашим вскинул голову, побагровел.

— Я возражаю, — перебил он Рахимова. — Товарищ Рахимов хотел представить дело так, будто коллектив живет сам по себе, а я сам по себе.

— Очень может быть, — вставил Рахимов. — Но я просто хочу, чтобы вы помнили: командир задает шаг отряду.

— Совершенно верно! — подхватил Хашим. — Но командир должен знать, куда он ведет отряд. Использовать свою власть и вести людей неведомо куда может только очень плохой командир. И вообще, неужели мы пришли в областной комитет партии, чтобы выяснять наши личные отношения?

— Дивно-дивно! Вы же все это начали! — заметил Рахимов.

Из приемной доносились приглушенные голоса. Похоже, что там собралось много народу. Тем не менее секретарь терпеливо слушал и не торопил своих посетителей.

— Спор хорош, — заговорил он, — когда приносит пользу делу. Поэтому о главном: поправок к проекту я не знаю. По-моему, не надо спорить, а срочно послать их авторам основного проекта.

— Золотые слова! — воскликнул Хашим.

— Это не потому, что мы вам не доверяем, — продолжал секретарь. — Дело спорное. Давайте пошлем на заключение в министерство. Но и здесь, на месте, откладывать практическую прикидку новых идей не стоит. На каком участке — ваше дело, но пробуйте.

— Я уже написал в министерство, — неожиданно заявил Хашим. — Обещали прислать представителя. Надеюсь, что приедет сам профессор Данилевич. Ему, как говорится, и карты в руки.

Балтаев победно взглянул на Рахимова.

Секретарь закурил, глубоко затянулся и, выпустив дым, сказал:

— Не понимаю, почему тогда вы пришли в обком только сейчас? Мы могли бы просить министерство быстрее решить судьбу проекта.

Хашим опустил глаза.

На том разговор и окончился.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

Хашима тревожили и дела сугубо личные. Оказывается, он плохо знал Махидиль. Не думал, что та будет артачиться. Конечно, она не решится рассказывать, как он приставал к ней. И Данияров промолчит, чтобы не давать пищи для лишних разговоров, затрагивающих честь девушки. И все-таки, если не принимать во внимание Черного Дьявола, то бишь его, Хашима, личного шофера, единственным ненадежным свидетелем оставался Латиф. Правда, в настоящий момент он обезврежен, но Черный Дьявол сообщил настораживающую новость: оказывается, Данияров влюблен в Махидиль. Это усложняет дело.

То, что Махидиль потеряна для него, — факт. После истории на дороге она вообще презирает его. К тому же она не простит ему увольнения Даниярова. Словом, не успел отогреться после снега, вымок под дождем! Кого он привез из Ташкента? Думал, везет райскую птичку, а пригрел на груди змею.

Все это не скрашивало жизнь Хашиму.

Назначив Махидиль на место Даниярова, главный инженер хотел доказать, что он не мешает личное с общественным. А Махидиль теперь приняла это назначение: все равно Даниярова заменить было некем, да и он, уезжая, советовал ей взять осуществление их общих замыслов в свои руки.

Что и говорить, ответственность немалая. К Махидиль идут и идут люди: одни за советом, другие с просьбой. Сколько людей, столько характеров. Поди разберись, кто искренен, кто хитрит.

Подруга, с которой Махидиль живет вместе, и та порой ставит ее в тупик. Почему Зубайда разлюбила Музаффара? Конечно, сердцу не прикажешь, но как объяснить, что скромная, почти еще ребенок, Зубайда стала так вызывающе-безвкусно одеваться. На работу приходила теперь с подкрашенными губами и подведенными глазами.