Махидиль.

Балтаев стал серьезным.

— О-о, вы, оказывается, умеете сердиться. Я хотел набрать цветов, чтобы поздравить вас. Смотрю, а вы сами здесь.

Махидиль встала.

— Кстати, вы подумали о моем предложении? Это было серьезно... — продолжал Хашим.

Махидиль в упор посмотрела на него.

— О каком предложении?

— Вот тебе и на, забыли? Мое предложение назначить вас начальником участка?

— Я же вам тогда сказала: меня и мое место устраивает.

— Вы должны быть начальником участка. Данияров не подходит.

— Вот оно что! Тут я вам не союзник.

Балтаев усмехнулся.

— Считаете, будто я ничего не знаю? Я обо всем осведомлен. Он все обязанности свалил на вас. А случай с девятьсот шестидесятым пикетом? Данияров вас сделал козлом отпущения. На самом деле он был виноват во всем, не проверил.

— Послушайте, Хашим Туганович, чего вы хотите? Уж не думаете ли, что я напишу жалобу на Даниярова? Не получится из меня Черный Дьявол.

Хашим сокрушенно покачал головой.

— Нет, вы непохожи на Черного Дьявола. Скорее, на ребенка. Я хотел как лучше. Пусть же вам будет хуже. Только знайте: от добра не бегут.

Балтаев отвернулся. Он привез Махидиль из Ташкента, думал, что заполучил верного себе человека, что пройдет немного времени, и он легко избавится от Даниярова, заменив его на Махидиль. И вот — пожалуйста!.. Тут один выход: надо, как говорится, прихлопнуть казан крышкой.

Они медленно спускались вниз, к полю, где росли цветы.

— Держите... Еще... А вот еще, — говорил он, срывая и подавая Махидиль цветы.

— Хватит, — сказала она. — Надо и другим оставить.

— Завтра их будет столько же.

Хашим вдруг оступился и упал на траву. Махидиль прыснула в кулак.

— Человек упал, а вы смеетесь. Садитесь и вы, раз так. — Он вытянул ноги. — Мне нужно поговорить с вами.

— Мы ведь уже поговорили. О чем же еще?

Хашим глубоко вздохнул и ответил:

— Сейчас скажу.

— Дело государственной важности?

— Я не шучу.

— Простите. — Она села, обхватив колени руками.

— У меня неприятности дома, поссорился с Махмудой.

Махидиль выжидающе молчала.

— Вы же знаете, Махидильхон, я не из тех, кто любит жаловаться. Вас я считаю близким человеком... И хочу быть откровенным... Вы у нас давно не были и не знаете... Махмуда поступила работать — и куда!..

— На стройку?

— Да. Учится на электросварщика в Тепакургане. Даже не посоветовалась со мной. Она очень изменилась с тех пор, как стала работать. Совсем дом забросила... Кажется, плюнул бы на все и уехал.

Махидиль рассмеялась.

— Чего смеетесь?

— Не очень оригинально жаловаться на жену. Куда вы уедете? От двоих-то ребят? Да и Махмуду вы любите.

— Ох, если бы...

Она искоса посмотрела на Хашима и нахмурилась.

— Мне нравится, когда вы сердитесь. Нет, честное слово, я люблю вас сердитой. Это вдохновляет меня. Не верите?

Махидиль отвернулась.

— Чего мне скрывать от вас? — продолжал Хашим. — Из-за вас мне стала безразлична Махмуда.

Махидиль встала.

— Что вы еще придумаете?

Хашим тоже встал.

— Недаром сложена песня... «Первая любовь будет всегда неотступным горем». Я ведь любил вас, Махидиль. Помните, когда Камиль был жив?.. Я не могу вас забыть. Мне казалось, что я вас забыл, а вот увидел, и все началось сначала.

— Вы хотите сделать так, чтобы я уехала отсюда?

— Это мне не поможет, клянусь.

— Мне стыдно вас слушать! Махмуда моя подруга. Как вы можете все это говорить?

— Извините, Махидиль. Я устал молчать. Сердцу не прикажешь. Неужели вы никогда не поймете?

Махидиль взглянула на него и подумала: «Речи говорит сладкие, а глаза злые и на уме что-то не то».

— И понимать не хочу, Хашим-ака! — отрезала она. — Давайте условимся: вы мне ничего не говорили, и я ничего не слышала. А не то мы крепко поссоримся.

Балтаев уставился на нее с нагловатой усмешкой, он откровенно разглядывал ее. Махидиль сжалась под этим взглядом.

— Ладно, ухожу, прощайте, — он протянул ей руку.

Она протянула свою.

Хашим с силой рванул ее к себе, Махидиль оказалась в его объятиях. Он не дал ей опомниться, стал осыпать поцелуями волосы, лицо, губы.

Махидиль от неожиданности выронила цветы, руками уперлась в его подбородок и, наконец, вырвалась. Она увидела камень и подняла его. Хашим медленно шел на нее с горящими, налитыми кровью глазами.

— Не подходите! — сдавленным шепотом сказала она.

И он остановился. Сзади чьи-то сильные руки сдавили ему плечи, рванули вниз. Хашим упал на колени. Над ним стоял Данияров.

Тут же появился еще один человек — шофер Маннап. Он с кулаками надвигался на Латифа.

— Не тронь! — приказал ему Хашим, с трудом поднимаясь на ноги. — Мы в другом месте поговорим с ним. Так будет лучше.

— Я ничего хорошего от тебя не жду, — ответил Латиф.

Хашим быстро пошел к машине. За ним засеменил Маннап. Махидиль побрела по степи. Хорошо, что ее догнал и поддержал Латиф, а то бы она наверняка упала.

Сразу Махидиль не подумала, к чему мог привести этот инцидент. Но когда, как говорится, гроза миновала и она вспомнила выражение глаз Балтаева, ей стало страшно. Такой человек не остановится ни перед чем, белое сделает черным...

На другой день в экстренном порядке разбиралось «персональное дело» Даниярова. Сначала Махидиль хотела пойти в партком и объяснить все, как было. Но потом решила, что этого делать нельзя. Ведь ей пришлось бы рассказать, как Хашим заманил ее подальше от дороги, как насильно обнял, как целовал. Позор на всю округу. Не может пойти на подобное девушка...

Уж таково свойство человеческой натуры — надеяться на лучшее. И Махидиль успокоила себя, решив, что все может еще уладиться без ее участия. У Латифа много друзей, и они не дадут его в обиду.

К тому же время было горячее, вот-вот должна была решиться судьба предложений Гуляма-ака и Латифа.