Кивнув на пролетевшую за окном птицу, Николай Александрович спросил, сможет ли Петро угадать, куда она летит.

— Нет, — покачал отрицательно головой Петро. — А вот самолет, пожалуй, можно.

Пока браслет устанавливали в протез, Николай Александрович выяснил, что Петро знаком с многими публикациями академика Колмогорова о теории прогнозирования. Они еще перед войной появились во французских академических изданиях. Петро познакомился с ними в фолиантах Семена Львовича.

— Хорошо, — улыбнулся Николай Александрович. — Летит самолет... Траектория полета может быть изображена кривой линией, а может и ломаной... Какая разница между ними при определении настоящей траектории?

— Нужно знать характеристики многих-многих кривых, — не замедлил с ответом Петро. — Когда я буду знать распределение кривых, тогда буду искать величину...

Сашко вставил культю в протез, застегнул заплечные ремни, легонько хлопнул по худой оголенной спине Петра.

— Попробуй-ка, мудрец!

— Нет-нет! — схватился за протез Николай Александрович. — Прежде всего, Петро, ты должен представить себе, как двигается твоя правая рука... Ты научился пользоваться ею бессознательно, сразу же после рождения. За тебя постаралась природа, постарались тысячи поколений твоих предков. Теперь ты сам, твой мозг должен найти... — Николай Александрович снял темно-синий шевиотовый пиджак, подошел к тумбочке, где стояли графин с водой, стакан, лежали книги. — Руке все равно, что брать — графин, стакан, книгу. В мышцах не формируется никакого приказа. Но... но... В спинном мозгу сохраняются закрепленные годами жизни навыки — сгибать и распрямлять руку, брать и выпускать предметы, поднимать и класть. Самый лучший и совершеннейший умственный аппарат, произведенный природой и усовершенствованный эволюцией, — мозг человека... Твой мозг, Петро! Он должен... То есть должен ты, ибо, собственно, мозг, разум — это и есть самая лучшая, самая ценная часть человека... Попробуй сперва продумать до мельчайших движений то, как раньше ты сгибал и разгибал левую руку. Пусть тебе поможет в этом правая... Подними ее на уровень плеча и запоминай... Постарайся почувствовать, как напрягается бицепс, плечевые и грудные мышцы...

Правая рука... Левая... Правая сгибается... Протез неподвижен... Как же заставить его? Как сдвинуть с места эти шарниры и сочленения?.. Да и способны ли они двигаться? О боже! Немеют плечи, под лопатки вползает холодок, скатываются капли пота со лба. Раз, два, пять, десять... Все бесполезно! Может, надо отвлечься? Думать о чем-то другом? О чем? Хотя бы о том, что Николай Александрович месяцами, годами изучал, как возникают и затухают движения мышц, что порождают эти движения... Но поможет ли это?

Петро тряхнул головой, чтобы со щек скатился пот, сдерживая слезы, выдыхнул:

— Хочется вам... с калекой...

Сашко принялся массировать ему плечи. Николай Александрович долго стоял молча, потом тихо произнес:

— Петро, как у тебя выходит... Вот ты недавно объяснял мне вариационное счисление...

— А-а, так это очень просто, — вздохнул облегченно Петро. — Я вижу одну кривую, другую, третью... Между ними должно что-то происходить и происходит. Они сбегаются и разбегаются, вытягиваются и сокращаются. Я присматриваюсь, присматриваюсь, и — раз! На одну из них цепляю икс, на другую — игрек... Смотрю дальше... Вижу, что кривые изгибаются. Тут у меня перед иксами и игреками появляются разные знаки, обозначения... и все так дальше идет...

— Что же дальше-то, дальше?..

— О, они хитрые и простые, умные и глупые, эти кривые... Ходят, говорят, дерутся, толкаются... А то знаете что вытворяют? Свалятся в кучу, а я их за хвостики выдергиваю, выдергиваю и ставлю, ставлю. Выстрою — формула вышла.

— Спасибо, Петро, — кивнул Николай Александрович. — Передохнул?

— Ага! Все сначала?

— Да. Только немного иначе. Ты сгибай правую руку, а думай, что сгибаешь левую, что тебе хочется что-нибудь сделать левой рукой. Напрягись и запомни, в какой момент, как именно, почему тебе захотелось сделать это движение... Понял?

...Петр Яковлевич никогда не забудет, как они несколько дней с утра до вечера бились над тем первым движением. Однажды, измученные, угнетенные неудачами, решили не снимать на ночь протеза. Пусть побудет на культе до следующего дня. Ничего страшного не случится.

Петро лежал на спине с раскинутыми руками, и ему вдруг захотелось снять со щеки прилипшую ниточку, которая неприятно щекотала кожу. Ниточка щекотала левую щеку. Левую!

В тот день Николай Александрович сказал загадочные слова, которые Петр Яковлевич понял полностью, лишь когда стал взрослым.

— Зеркальная симметрия живых существ... Известный принцип Кюри: симметрия физического тела, находящегося в определенном пространстве, определяется симметрией этого пространства... Этим принципом может быть объяснена парность числа органов у животных и людей.

Чтобы снять с левой щеки ниточку, Петро бессознательно согнул протез в локте, и ему показалось, что обтянутые черной кожей искусственные фаланги пальцев шевельнулись, поднялись вместе с локтевым суставом и замерли. Он испугался, вскрикнул. К нему подбежал Сашко, следом за ним — уже одетый в пальто Николай Александрович.

— Что с тобой? — спросил встревоженно Николай Александрович.

— Они... Они...

— Что — они?

— По-по-поднялись... — указал Петро взглядом на левую руку.

— Еще сможешь?

На второе движение понадобилось немало времени и усилий. И все-таки оно далось легче.

Только на рассвете Николай Александрович и Сашко покинули палату. Петро с подчеркнутой торжественностью пожимал их правые руки своей левой.

— Теперь пойдет! — хлопнул его по плечу на прощание Сашко. — Теперь ты будешь ходить, бегать, танцевать! Завтра привезу Ивана Сергеевича. Пусть порадуется...

19

Майя раз в неделю собирала всех санитарок на занятия. Пожилые медсестры уходили на пенсию, молодых из училищ присылали одну-две, да и те долго не задерживались — поступали в институт или выходили замуж. Вот она и учила санитарок, растила смену медсестрам. Приказала и Аиде прочесть ряд книг по медицине, ознакомиться с трудами некоторых ученых.

Убирая в институте, Аида задержалась в кабинете заведующей терапевтическим отделением. Подмела пол, протерла влажной тряпкой мебель, подошла к стене, на которой висели большие фотографии детских лиц — улыбающихся и суровых, полнощеких и худеньких, продолговатых и округлых...

Отложив мокрую тряпку, взяла марлю, стала смахивать пыль с губок, бровей, носиков. Смахивала осторожно, будто дотрагивалась не к фотографиям, а к живым, теплым, трепетным лицам.

Натерев пол до зеркального блеска, села