Шрифт:
Закладка:
Проморгавшись, я выставил вперёд руку с вытянутым указательным пальцем. Рядом с его кончиком сформировалась стрела и умчалась к валуну, отколов немного каменной крошки.
Одна из самых глупых вещей, которую вообще только можно сделать — по привычке сформировать магию рядом с носом. Я ещё легко отделался, раз пять минут стоял и орал как резаная свинья. Благо всё обошлось, а ведь могло глаза выжечь. Так что с сегодняшнего дня я, находясь в теле ящеролюда — с гордостью впадаю в детство.
— Сдохни, мерзкий камень, — я прицелился указательным пальцем в огромный валун. — Пиу-Пиу-Пиу!
Магию я не запустил, так как предстояло выяснить один очень важный момент. Лог.
Мана: 10/10 + [2420/2500]
Почему-то стрела расходует пятьдесят маны, а не семьдесят. Скорее всего, причина в новом облике. Есть ещё одна странность, и чтобы её проверить — нужно подождать. Я решил спуститься на плато, пройтись на запад и нарвать ещё немного травы. И когда спустился, открыл лог-файл. Лог.
Мана: 10/10 + [2432/2500]
В облике ящеролюда мана восполняется на два пункта в минуту, но скрытые резервы восполняются примерно на два пункта каждые десять минут. Странно, конечно, но это не так важно. Главное, что я могу использовать магию и теперь следует распределить очки. Попозже, когда всё обдумаю как следует. Ведь мне нужны разные умения, кроме копья или исцеления. Тот же «Рывок», «Удар» или другие, которые получится вспомнить.
Придерживаясь плана — я направился на запад вдоль цепи гор. За час поисков удалось найти несколько мышиных нор, так что завтрашний день можно провести в отлове грызунов. А сейчас я вернулся обратно и принялся методично срезать и укладывать пучки травы на шерстяное полотно. Постепенно строился план на завтрашний день.
Завтра утром сразу пойду в небольшой лесок. Грибы, ягоды, насекомые или какая живность, мне всё подойдёт, главное хорошенько пожарить: умереть от отравления ещё глупее, чем от голода. Ещё нужна палка, чтобы опереться или отмахнуться от внезапного нападения. Не мешало бы собрать дров и приготовить место для костра.
И надо усиленно думать мысль о верёвке. Повесится я всегда успею, но вот сама по себе верёвка — вещь крайне нужная. Можно траву связывать в тюки и за один заход носить до пещеры в два или три раза больше. Или полотно сложить пополам и обвязать вокруг пояса как юбку. Или поэкспериментировать и придумать ловушки для мышей, расставив их рядом с норами. Или можно… Да не счесть верёвке применений.
Но сперва следовало подняться обратно в пещеру. И судя по дрожи в ногах — на четвереньках.
Глава 9
— Э, брат, не дури, — я напряг сознание в попытке предотвратить невозвратное. — Ну ты чего? Зачем это делать, а? Подумай, куда ведёт твой поступок.
Уже второй день мои руки дрожали не только от каждодневной рутины и усталости, но и от голода. Он резал желудок лоскутами, а зрение покрывалось рябью.
— Слушай, я понимаю, что всякое в жизни случается, но давай будем благоразумны, — я вновь напряг сознание надеясь справиться. — Вот зачем делать что-то такое, о чём потом будешь сожалеть, а? Да, ты получишь сиюминутную выгоду, но ведь потом жизнь превратится в сплошную пытку.
Я дышал через раз, боясь пошевелиться. В висках барабанила кровь, сердце едва справлялось со взятым темпом. Чувствовалось, как ступни покрылись испариной. Колени сгибались от слабости.
— Давай ты не будешь этого делать, хорошо? Послушай, ведь…
Живот скрутил спазм. В глазах потемнело. Тело сложило пополам. Я рухнул на колени, схватившись руками за живот. Лбом ударился о землю и завалился набок. Дрожь пробила тело, мышцы окаменели.
Я попытался закричать, но смог лишь беззвучно открыть рот. Язык что-то почувствовал и челюсти непроизвольно сжались, стараясь перетереть зубами неведомый объект. Кислый привкус тронул рецепторы. Я раскрыл рот и постарался выплюнуть пережёванную траву. Все эти десять дней в моём животе ничего не было, кроме воды и редких насекомых, и трава со стопроцентной вероятностью убьёт меня.
С трудом получилось раскрыть глаза. В сотне метров впереди маячил силуэт с охровыми полосками на серой шкуре и с загнутыми рогами. Один на миллионный шанс на моё выживание смотрел, как меня скрутило от голода. Я мог только надеяться, что в этом создании проснётся интерес и оно решит осмотреть меня поближе, а я наброшусь на него, вгрызусь в тёплую, мягкую, сочную плоть и утолю голод.
Но первее свой голод утолит скверна.
Козёл стоял в десятке метров от скверного леса, рядом с окопавшимся древнем. Обычным, а не стреляющим на триста метров ветками. За линией скверного леса стоял изменённый кабан, а в глубине порченого места виднелся огонёк двух фиолетовых глаз. Козёл развернулся и гордо зашагал навстречу самой ужасной смерти с высоко поднятой головой, на прощанье махнув хвостом.
— Су… стой, — я пересилил слабость и предпринял отчаянную попытку в последней раз пробиться в сознание козла. Тщетно. Он зашёл в порченый лес, прошёл в трёх метрах от древня, чуть не задел рогами скверного кабана. Пройдя ещё метров пять — развернулся и посмотрел на меня как на наитупейшее существо.
Скверный кабан словно не видел козла и шёл к древню. Стоило мощным веткам обвиться вокруг порченой свиньи и поднять её воздух — как со стороны фиолетовых глаз что-то выстрелило. Болезненно-розового цвета с зеленоватым оттенком и больше похожее на кнут, оно моментально обвило переднюю часть кабана и попыталось вырвать добычу у древня.
Перетягивая визжащую тушу, два порождения скверны не обращали внимания на серое существо с охровыми полосками на шкуре. Козёл меланхолично посмотрел сначала на древня, потом за спину, затем на меня, медленно развернулся — и отправился в глубины скверного леса, будто скверны и вовсе не существует.
В глубине леса что-то рявкнуло. Проявился обладатель розового кнута. Эта тварь бы выиграла соревнование «Самая уродливая хтонь».
Покрытые серо-зелёными костяными пластинами три пары тигриных ног заканчивались огромными когтями на лапах. Всё это «великолепие» крепилось к длинному, непропорционально вытянутому телу, словно кто-то взял таксу и вытянул собачку ещё сильнее. На четырёхметровом теле золотым отблеском переливалась длинная лоснящаяся шкура, а в конце хвост — короткий и крайне гибкий, с острым шипом на конце как жало скорпиона. Голова же от обычной кошки, но морда запаяна: не было рта, а глаза выдавлены из орбит и на коротких крабьих антеннах поднимались над головой. Развороченный лоб напоминал цветок гвоздики болотного цвета, а из его центра брал начало розовый кнут или, скорее всего, язык твари. А на спине по центру тела было что-то, похожее одновременно и на сомкнутые зубы, и на торчащие в разные стороны осколки рёбер.
Чавкающий звук чего-то рвущегося наполнил пространство, визг сменился писком. Кабана разорвало на две части: дереву досталась нижняя половина, а кошке верхняя. Но кошаку этого было мало. Резко выпустив добычу, он хлёстким мгновенным ударом языка отсёк часть веток. Всё произошло настолько быстро, что ветви не успели остановиться и по инерции туша отправилась в полёт, описав дугу в мою сторону.
Древень словно только и ждал этого момента. Оставшимися гибкими ветвями он накрутил язык кошака как макаронину: быстро, резко, за секунду. Шестиногое порождение подняло воздух, а длинная ветка пронзила его под углом в сорок пять градусов с левого боку и порождение тут же обмякло. Торжествующие ветви подтянули тушу к раскрывшемуся зёву, чтобы…
Недалеко что-то ударилось о землю. Плюхающий звук. Что-то попало на лицо и глаза невольно зажмурились; попало на губы и язык непроизвольно облизал их. Меня передёрнуло от приторно-сладкого вкуса концентрированного яблочного сока. В нос ударил запах болотной жижи и гнилых грибов.
В десяти метрах от меня лежала нижняя половина скверного кабана. Из склизких внутренностей вытекал фиолетовый ихор. Подул ветерок, принёс новую порцию запаха. Мой живот скрутило.
Вдруг всё прекратилось. Запахи пропали. Рот наполнился слюной, взгляд зафиксировался на внутренностях. Меня словно отрубило от управления собственным телом. Я не осознавал происходящего, медленно полз к туше. Сантиметр за сантиметром, едва отталкиваясь ослабевшими от голода ногами.
Руки задрожали, когда пальцы почувствовали тепло и влагу
