— Я лично платила деньги Верховой, — сказала молчавшая до сих пор Лихолетова.

— А откуда ты знаешь, что ей? — удивилась Наташа. — И почему ты мне не сказала?

— Когда? В кафе ты меня об этом не спрашивала. И потом, Верхову же убили. Если бы я сказала, что это она меня шантажировала, у меня самой были бы проблемы. Я сначала не знала, кому плачу, — оставляла деньги в абонентском ящике. А два последних раза приходила в «Ласку», прямо к хозяйке в кабинет. Давала ей деньги в конверте, та при мне пересчитывала.

— Ни фига себе оборзела! — присвистнула Анна.

— Да уж, — задумчиво сказала Клавдия Феоктистовна. — Это от безнаказанности. В последний раз прихожу к ней в салон, она сидит за столом, курит и смотрит на меня с издевкой. А я вдруг увидела себя со стороны: вот я, взрослая, состоявшаяся женщина, с высшим образованием, при должности, стою пред какой-то, прости господи, шалавой. И все. Как отрезало. Я отказалась платить. А вот теперь забрала моего мальчика домой.

— Ну, вот видишь, не было бы счастья, да несчастье помогло. Видишь, как все хорошо получилось в конце концов, — Наташа погладила новоприобретенную подругу по руке.

— А что Альбертова? Как она поняла, кто ее обокрал? — с нетерпением вернулся к разговору Виктор.

— Маргарита калач тертый, как говорится. Она быстро скумекала, что почем. А потом разыграла целый спектакль. Она позвонила Такшиной и потребовала у той очередной платеж. А та как начала орать, что ей уже звонили и сказали принести бабки пятнадцатого, а сегодня только десятое. Короче, Альбертова выследила, кому пятнадцатого числа Такшина передавала деньги. И увидела, что сестре. Ну и купила любимые конфеты Жанны, начинила их отравой, и все, как говорится.

— Вроде пока все ясно. А что с Федотовой? — спросила Наташа. — Она-то при чем во всей этой катавасии? Ее кто и за что?

— А она получала от Верховой свой процент. И вдруг узнала, что в Первомайском продается салон красоты, и страсть как захотела сама стать хозяйкой.

— Это какой? — встрепенулась Наташа. — Какой салон продается? «Роксолана»?

— Я такие страсти-мордасти рассказываю, как говорится, а вы про салоны, — качнул головой Алексеев.

Он почувствовал, что устал. Хотелось скорее завершить разговор и поехать домой. Завалиться перед телевизором с бутылкой «Балтики». Да и вообще, Новый год на носу! И если никаких преступлений, дай бог, не случится, получится день, а то и два выходных. И можно будет спать сколько влезет! Подумав о сне, Алексеев зевнул, не разжимая губ.

— И Федотова потребовала у Жанны восемьдесят тысяч американских денег, — продолжил он.

— Да, за такие деньжищи точно пришибить можно, — со знанием дела покачала головой Анна.

— Вот именно! А в ту субботу Федотова позвонила Жанне, сказала, что идет в «Поэтику» на процедуру, а потом приедет за деньгами, пока салон не купил кто-то другой. И если она их не получит, то сама шантажом заниматься будет. Компромат-то у нее спрятан. Ну вот, у Верховой не осталось выбора, она пришла в «Поэтику» и убила свою подельницу.

— Но ведь Жанна очень рисковала! Откуда она знала, в каком кабинете Альбине будут делать маску? — удивилась Наташа.

— Ну что же вы, Наталья Батьковна, — укоризненно покачал головой следователь. — А Корнеева?

— А, ну да, ступила. Корнеева…

— Татьяна давно работала на два фронта. Вечерами, после закрытия салона, Жанна частенько заходила в «Поэтику», поэтому чувствовала себя у вас как дома, — сказал Алексеев.

Из Наташиных глаз выкатились злые слезинки: ну как можно было быть такой раззявой! Ведь она чувствовала, что дело нечисто, и палец о палец не ударила, чтобы разобраться в ситуации.

— Когда вы, Наталья, приехали к Татьяне домой, та решила, что вы ее разоблачили, испугалась и позвонила Альбертовой. Корнеева ведь шпионила раньше на ее сестру, а теперь на Маргариту.

— А Татьяна, как увидела меня, так засуетилась. На кухню меня пригласила. Давай кофе поить. Она суетится, значит, а я молчу. Такая апатия на меня напала, что, думаю, я ей скажу? Но все-таки начала говорить о моих подозрениях по поводу шпиона. А Таня мне поддакивает, что, мол, тоже чувствует, что у нас нечисто, и это парикмахер Тамара виновата. Ну та, которая все причитала, что салон проклят. А потом позвонили в дверь, и Корнеева пошла открывать. А я сидела спиной к двери. И, главное, слышу, что в коридоре кто-то шушукается, но неудобно же оборачиваться. Вот так спиной к врагу и осталась сидеть.

— А это приехала Альбертова и поставила вам, Наталья Батьковна, укол тетродоксизона, прямо в плечо и маханула, — продолжил Алексеев. — И все, делай с вами что захочешь.

— Представляете, я все вижу, все чувствую, но тело как парализованное. Так жутко. Они вывели меня под белы ручки, типа я пьяная, посадили в машину, потом Корнеева вернулась домой, а Альбертова меня повезла в лес.

— А Танька как увидела нас с Сергеем в дверях квартиры, сразу и раскололась. Заплакала, запричитала. Сказала, что когда Наташа к ней пришла, она испугалась, что та будет ее разоблачать. Ну и позвонила Альбертовой в панике. Хотела, чтобы та оценила, как она с риском для себя работает на благо «Ласки». Понимала ведь, что ее сразу из «Поэтики» выпрут, вот и старалась себе новое место работы обеспечить. Ну, а Альбертова баба крутая, эта цацкаться не будет! Хорошо, что мы заставили Татьяну ей позвонить и выпытать, где Наташа.

И Анна взяла подругу за руку. И Кречетовой стало так хорошо: она счастливейший человек. У нее прекрасная семья, друзья, собака, коты, дача, баня. У нее бизнес, который доставляет ей удовольствие, она здорова. Жива, наконец! Несколько дней назад она была обездвижена жутким лекарством, брошена в лесу замерзать, металась в бреду на больничной койке. А теперь сидит и совершенно спокойно об этом рассуждает и чувствует невероятное спокойствие, что все позади.

— И полиция сразу на наш звонок отреагировала, — продолжила Аня.

— Коньяк в моем кабинете отравила тоже Альбертова, как я понимаю? — спросила Наталья. — Или Татьяна?

— Корнеева утверждает, что она ни при чем. Я уже говорил, что Верхова постоянно вечерами по «Поэтике» шастала. А когда ее убили, то Альбертова стала захаживать. Видимо, тогда и подсыпала яд, — пояснил Алексеев.

— Я в последнее время столько раз скрипела от злости зубами, что, наверное, стерла их до корня, — сказала Наташа. — А на дороге меня кто чуть не угробил?

— А это Ралдугин, не сам, конечно, а его шестерки. Наталья же сказала, что утром идет в полицию, вот Ралдугин и решил не