– Однако на самом деле я знал, что после случившегося с королем Фульком вам просто нужно побыть вдали от этого ублюдка. Он всегда держал вас при себе. – Дигби сжимает кулак, словно представляя, как в ней находится голова Мидаса. – А из-за меня вас чуть не похитили снежные пираты.

Голова кружится от таких новостей. Я даже не подозревала, как глубоко пустила корни вина Дигби.

– Если бы не ты, я бы, возможно, никогда и не выбралась из той клетки. То путешествие привело ко всему остальному, – говорю я. – И ты прав, мне действительно нужно было побыть вдали от него. Впервые за долгое время я вкусила свободы, а если бы нападения не случилось той ночью, то я бы не встретила Рипа. Я бы не стала во всем… сомневаться. – Я качаю головой, чувствуя, как сжимается в груди сердце. – Дигби, перестань себя винить. Потому что весь случившийся со мной ужас привел меня сюда.

Дигби пристально смотрит на меня, и я позволяю ему услышать правду. Пусть поймет, что я говорю совершенно серьезно.

– А я рада тут быть, Диг, – вполголоса признаюсь я. – Несмотря на все, я рада быть здесь с тобой.

Я вижу, как он сглатывает, смотря остекленевшими глазами. Мы оба понимаем, чего достигли, оба были свидетелями того, что нас сюда привело. Потому я делаю глубокий вдох, а затем скидываю цепкую боль. Потому что мы уже не там. Мы здесь.

Я хочу воспользоваться этим по максимуму.

Я беру бутылку и подливаю ему в кубок еще вина.

– Итак, что скажешь: мы наконец сыграем в пьяную игру?

Он с недоумением смотрит на меня, издав хриплый смешок, и подвигает к себе кубок.

– Хорошо, леди Аурен. Можете продолжать.

Я улыбаюсь и поднимаю бутылку, произнося тост:

– Да не здравствует чертов царь!

На губах Дигби появляется редкая улыбка, которую, возможно, я никогда и не видела.

– Да не здравствует чертов царь! И за то, чтобы вы надрали задницу любому, кто осмелится снова причинить вам боль.

Думается, способа лучше начать нашу игру не бывает.

Я чокаюсь с ним бутылкой.

– Я бы не могла сказать лучше.

Глава 22

Царица Малина

Мужчина, что сидит напротив, лощеный и собранный, словно всю жизнь рос при королевском дворе. В действительности же он был безродным кочевником. Он странствовал по всей Орее, занимаясь случайной работой, помогал бедным, прогонял прочь воров и мародеров.

Мне неведомо, для чего он решил приехать на этот мерзлый край света. Но он прибыл в Хайбелл с визитом, и, впервые увидев его при дворе, я не смогла отвести глаз. С того момента он здесь, хотя я до сих пор не могу понять, зачем. Он как будто взял и попросту свалился с неба.

– Вы очень красивы.

Я улыбаюсь на комплимент.

– Знаю.

Мой ответ, без сомнений, застает его врасплох, потому что он чуть округляет карие глаза и издает тихий смешок.

Но это правда. Я знаю, что красива. Любой красивый человек, что утверждает обратное, лукавит. Иногда так напрашиваются на комплименты. Но чаще всего общество – в особенности мужчины – научило женщин приуменьшать нашу красоту, позволяя мужчинам определять, так ли это на самом деле. Или чтобы казаться скромнее. Но мне нет нужды быть скромной.

Я принцесса.

Конечно, у этого титула тоже есть минусы. Как, например, сейчас. Мы могли бы вести эту беседу наедине, но нас окружает публика. У окна сидят три моих фрейлины и вышивают. Однако они, скорее, подслушивают, чем занимаются вышивками. Меня так и манит подойти к камину, притулившемуся в углу чайной комнаты, и бросить в пламя их пяльцы. Вот только мать всегда учила меня не давать волю своему пылкому нраву. Опрометчивость, вспышки гнева, выплеск эмоций – все это обычно плохо заканчивается.

Месть – это блюдо, которое надлежит подавать хо- лодным.

– Вы рассказывали, что во время странствия по другим королевствам часто бывали в театрах, – переводя взгляд на него, отвечаю я. – Уверена, вы встречали немало красивых женщин.

Он склоняет голову, словно раздумывая, и проводит рукой по золотой нити на воротнике.

– Никто не сравнится с вами.

Это мне тоже известно. Нет ни одного семейного рода, наследники которого рождались бы с белыми, как снег, волосами – это отличительная черта Кольеров. Художники, изображавшие меня на портретах, пели мне сонеты, утверждая, что я похожа на белую розу, растущую в снегах Хайбелла. С самого раннего детства меня восхваляли за неповторимую красоту.

А еще я получала множество предложений руки и сердца, но на сей раз все иначе.

На сей раз мужчина, сидящий напротив, очаровал моего отца. А моего отца можно очаровать лишь богатством и властью.

Так уж вышло, что Тиндалл Мидас обладает обоими этими качествами.

Наклонившись вперед, я беру со стола чайник и, налив еще чая, делаю глоток. Напиток еще теплый, хотя мы сидим здесь и разговариваем уже целый час.

– Так вот чем вам нравится здесь заниматься? Посещать городской театр? – спрашивает Тиндалл.

Сделав еще глоток, я ставлю чашку на стеклянный столик. Вижу под ним, что мои ноги прикрыты юбками белого платья, а он одет в коричневые брюки, и пряжки на его сапогах выполнены из чистого золота.

– Возможно, театр нравится мне не так сильно, как следовало бы, – признаюсь я.

Он слегка наклоняет голову, отчего пламя в камине отбрасывает оранжевую тень на его золотистые волосы.

– И почему же? Я полагал, большинство молодых женщин любят смотреть пьесы.

– Но в том-то все и дело, не так ли? – отвечаю я, поглаживая рукой волосы, лежащие у меня на плече. – Они играют. Мне хватает притворщиков и при дворе.

– Тогда не стану просить вас посетить со мной театр. – Лицо Тиндалла озаряет широкая, радостная улыбка. Вынуждена признать, от его улыбки у меня трепещет внутри. Меня не так-то легко очаровать. Еще одно последствие придворного подхалимства. И все же сейчас все совсем иначе. Мне не противно его внимание. Во-первых, Тиндалл из другого королевства, и потому он воспринимается как нечто новое. Во-вторых, когда Тиндалл на меня смотрит, кажется, что он действительно испытывает ко мне интерес.

В отличие от других возможных женихов он не часто встречается с моим отцом. Наоборот, все его внимание обращено ко мне.

– Напротив, – говорю я. – Думается, с вами театр не будет вызывать у меня такого раздражения.

Когда он снова улыбается, я понимаю, что мои губы тоже превращаются в улыбку. От этого у меня болят щеки. Я