Шрифт:
Закладка:
— Мы можем объявить его в розыск, но давай вернемся к твоему признанию. Боюсь, ты не понимаешь всей серьезности положения. С целью самозащиты или нет, но ты стреляла в человека.
Не зная, что сказать, я кусала губу.
— Я понимаю все обстоятельства, Таллула, но должен задержать тебя. Надеюсь, мы разыщем твоего дядю и услышим его версию событий тоже. — Шериф поднялся, одергивая форменную рубашку.
Я не вставала.
— Шериф, мне нельзя в тюрьму. Без бабушки ухаживать за птицами больше некому. — Мне стало жарко, и шея зачесалась. — Пожалуйста. Должен быть какой-то другой выход… — Но я знала, что избежать последствий моего поступка не удастся.
— Давай не будем забегать вперед, — проговорил шериф. — Сейчас ты должна поехать со мной в участок. Мы оформим все необходимые документы и подумаем, как ускорить судебное разбирательство относительно тебя.
Я в беспомощности поколебалась, пытаясь осмыслить то, что меня посадят в тюрьму: ничего себе перспектива. Но делать было нечего.
Шериф распахнул дверь:
— Прошу.
Я встала, но ноги не двигались.
— Чем я могу помочь? — спросил Девон.
«Ты уже помог», — промелькнуло у меня в голове, но тут я передумала:
— Съезди, пожалуйста, на ранчо и расскажи маме и тете Кристине, что случилось.
— А они до сих пор не в курсе? — изумился Девон.
— И еще птицы. — Я засомневалась, стоит ли просить его о помощи. Если не знаешь, как себя вести, входить в загон опасно. — Кто-то должен их кормить.
Шериф терпеливо ждал, пока я давала Девону краткие инструкции.
— Только покорми их и уходи оттуда, — закончила я, опасаясь, как бы не произошел несчастный случай.
— Я все сделаю, — пообещал Девон, ободряюще стискивая мою руку.
Я следом за шерифом спустилась по лестнице. Моррис придержал для меня дверь полицейской машины, и я забралась внутрь, благодарная ему за то, что он хотя бы не счел нужным надеть на меня наручники. Горячий винил обжег мне тело. Я подвинулась в затененную часть салона, но все равно было очень душно.
Резкий свет, отраженный от стен здания, окружал Девона, запирающего дверь квартиры. Я уже собиралась признаться сама. То, что он влез и рассказал все вместо меня, казалось предательством. Шериф завел мотор. Мы с Девоном смотрели друг на друга, пока машина не обогнула здание и мой бойфренд не скрылся из виду.
В участке шериф передал меня грузной женщине в отглаженной коричневой униформе. Ее темные волосы были убраны в тугой узел на затылке, макияж на лице отсутствовал, и на одной щеке выделялась алая сосудистая сеточка. Женщина попросила меня вывернуть карманы. Я передала ей ключи и мобильный телефон. Она сняла отпечатки пальцев и сделала мои фотографии.
Закончив с формальностями, она отвела меня по коридору в пустую камеру. Когда за мной закрылась решетка, я осмотрела пахнущее хлоркой пространство: две койки одна над другой; фарфоровый унитаз в углу и такая же раковина на соседней стене — и то и другое неопределенного цвета, с оранжевыми полосами от текущей воды; стены унылого бежевого цвета с проступающими под краской швами между шлакобетонными блоками; окон нет, единственная флуоресцентная лампа бросает безжалостный свет.
— Через пару часов принесут ужин, — сказала женщина, похлопав по прутьям решетки, и ушла.
Я села на нижнюю койку, наклонившись вперед, чтобы не удариться головой о верхнюю, и стала слушать скрип удаляющихся шагов по линолеуму.
Я все еще злилась на Девона за вмешательство. Как это на него похоже — всегда думает, что знает, как лучше. Он не имел права ввязываться. Я решила признаться не потому, что он настаивал, я и сама уже ехала к шерифу. И мне вовсе не нужно было его содействие. Девон пытается задержать меня здесь, потому что ему это выгодно. В раздражении я расхаживала туда-сюда по камере.
Не собиралась я становиться какой-то тупой бухгалтершей на цементном заводе только потому, что Девон хочет жениться. Я давно знала, что он терпеливо ждет, пока я остепенюсь, но я вообще не имела намерения выходить за него замуж. Никогда. В этом смысле очень показательна шутка про сто долларов: для Девона это пустые слова, а мне она говорит о многом. Выходить замуж за парня, не желающего дойти до конца бара ради тысячи долларов, значит признать, что ты как те сто баксов, которые, по словам Девона, сами плывут в руки. Я не хотела быть спутницей человека, выбравшего меня только потому, что я просто оказалась поблизости. Я мечтала провести жизнь с тем, кто ради меня будет из кожи вон лезть, кто сочтет меня достойной лишних усилий.
Но когда мы переспали в первый раз, я об этом не думала. С Девоном было весело. Мы напились, смотрели бейсбол и болели за «Доджерс», а когда те проиграли, бросали в экран телевизора жареную кукурузу. Секс оказался не бог весть каким, но даже посредственный секс лучше, чем его отсутствие, к тому же после акта Девон всегда был очень благодарен. Он так и продолжал говорить мне спасибо каждый раз, пока я не попросила его прекратить.
Но по большей части общение с Девоном было предлогом не возвращаться вечером домой. Когда мне исполнился двадцать один год, я уже три года имела полноценную работу на ранчо, а бабушка Хелен сделалась призраком. Она много пила, и разговаривали мы редко. После окончания трудового дня развлечений у меня было негусто: разогреть в микроволновке бурито и съесть его в одиночестве в своей комнате или поехать перехватить бургер в компании Девона и его товарищей с завода в баре у Пэта, откуда меня естественным образом уносило в квартиру бойфренда.
Мне нравилось ночевать у него, а по утрам, по пути на ранчо, я чувствовала себя независимой, как будто уход за фермой — просто работа, и у меня в жизни есть что-то еще, пусть даже всего лишь распитие пива и секс с Девоном — по отдельности эти занятия не очень-то меня увлекали, но вместе были вполне сносным способом провести время.
Однажды я пыталась снять собственную квартиру в городе, но смогла найти только комнату в доме многочисленной латиноамериканской семьи, что показалось мне небольшой разницей по сравнению с моим обиталищем на ранчо, за которое не надо платить. Какое-то время я вынашивала фантазии, что Девон найдет работу в другом городе и после отъезда бойфренда я поселюсь в его квартире, но Девона вполне удовлетворяло существование в переделах цементного завода, бара «У Пэта» и съемной каморки