Шрифт:
Закладка:
Данте не понимает и вновь спрашивает: «Ведь если достоянье общим стало // И совладельцев много, почему // Они богаче, чем когда их мало?». Ответ Вергилия носит некоторый оттенок лиричности.
Как луч бежит на световое тело,
Так нескончаемая благодать
Спешит к любви из горнего предела,
Даря ей то, что та способна взять;
И чем сильнее пыл, в душе зажженный,
Тем большей славой ей дано сиять.
и опять добавляет: «Когда моим ответом ты не сыт, // То Беатриче все твои томленья, // И это, и другие утолит». Между тем, смысл ответа прост: чем больше любви будет во Флоренции (или в других местах), тем больше пользы. Теперь город губит именно зависть, которой не могло быть при жизни Беатриче. Завидовал ли тогда поэт? «И если кто-либо о чем-либо спрашивал меня, ответ мой был единственным: "Любовь", а на лице моем отражалось смирение» («Новая жизнь, XI). Именно так ответил ему теперь Вергилий. А Данте опять не понял его, да и не мог понять пока, поскольку еще не имеет отношения к этой любви; он пока словно нищий на рынке. Именно этому посвящена пятнадцатая песня, говорящая о вещах серьезных и печальных. Ослепительное зрелище ангела третьего яруса наполняют Данте желанием следовать дальше.
Итак, перед поэтами третий ярус Чистилища, где проходят очищение гневливые. Данте посещают видения, в которых перед ним проходят образы кротости и всепрощения. Женщина, переступив порог храма, говорит: «Зачем ты это сделал нам, сынок? // Отцу и мне так беспокойно было // Тебя искать!» Это Мария с Иосифом сначала потеряли, а потом нашли Иисуса в храме, демонстрируя удивительную кротость. Другие видения говорят о том же. Но постепенно окружающее затягивает дым, не только препятствующий зрению, но даже на ощупь суровый и плотный. Данте говорит, что и в аду тьма не так давила на него. Возможно, речь идет о том, что острота чувств душ в Чистилище намного выше, чем у грешников в аду, потому что они ближе к совершенству. Однако ничего не видно. Данте приходится держаться за плечо Вергилия. Теперь он как бы слепо следует за чистым разумом, потому что это ярус, где «расторгая, сбрасывают гнев». Гнев растворяется кротостью; голоса во тьме поют Agnus Dei[136]. Слово «Агнец», похоже, утратило часть своей первоначальной силы, в нем уже не звучит столько нежности, как должно бы быть. И Данте с горечью произносит: «Теперь уже никто // Добра не носит даже и личину: // Зло и внутри и сверху разлито». В этой части поэмы Данте позволяет говорить только ломбардцу Марко. На вопрос о том, где искать причину зла — на земле или на небесах, — Марко отвечает:
«Брат, мир — слепец, и ты сродни ему.
Вы для всего причиной признаете
Одно лишь небо, словно все дела
Оно вершит в своем круговороте.
Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.
Влеченья от небес берут начало, —
Не все; но скажем даже — все сполна, —
Вам дан же свет, чтоб воля различала
Добро и зло...
Мир лежит во зле из-за отсутствия взаимной любви и доверия. «Рим, давший миру наилучший строй, // Имел два солнца, так что видно было, // Где Божий путь лежит, а где мирской». Папа претендует на светскую власть, и нарушено разделение сфер императорской и духовной властей... «Ты видишь, что дурное управленье // Виной тому, что мир такой плохой, // А не природы вашей извращенье». «Но видишь ты, что церковь, взяв обузу // Мирских забот, под бременем двух дел // Упала в грязь, на срам себе и грузу». Пока ломбардец говорит, дым вокруг становится менее плотным, «уже заря белеется сквозь дым, // Там ангел ждет...». Марко уходит, а на смену ему появляются другие.
Ангел Четвертого Очищения незрим и незван; его скрывает столь яркий свет, что разглядеть его невозможно. Данте слышит только голос: «Здесь восхожденье». «То Божий дух, — поясняет Вергилий, — и нас он наставляет //Без нашей просьбы и от наших глаз // Своим же светом сам себя скрывает». Наступает ночь, но еще есть время добраться до следующей террасы. Поэт ощущает, как силы его подходят к концу. Он просит Вергилия пояснить, от какой вины души проходят очищение в этом ярусе. Вергилий отвечает: «Любви к добру, неполной и унылой, // Здесь придается мощность».
Ночь на четвертой изогнутой террасе, высоко над морем. В небе крупные звезды и луна «скользила в виде яркого котла». Данте на полпути к вершине стоит, «как бы дремотой обуянный», и осмысливает слова Вергилия, мудреца и поэта из славного смертного Града.
Достигнута середина поэмы, и половина целого отчетливо показывает ад, где благодать неведома и воспринимается как наказание, и Чистилище, где благодать и наказание — это два способа достижения одного результата. Особое внимание должна вызывать эта задержка на пути именно в том круге, где души очищаются от помехи на пути духовного восхождения — «любви к добру, неполной и унылой». Данте снова обращает внимание читателя на то, что только выслушивать моральные наставления довольно опасно, а часто просто бесполезно. Но Вергилий говорит очень важные вещи:
Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —
Так начал он, — ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
Вергилий объясняет, что именно любовь является причиной всех поступков человека, и плохих, и хороших. Через восприятие, по словам Вергилия, мы получаем представление о реальных объектах, и оно живет и развивается у нас внутри, пока разум не заметит его и не создаст образ. Если образ положительный (нравится разуму) — это любовь. Она может быть природной или духовной. Природная любовь всегда хороша. А вот духовная может ошибаться. Почему?
Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
