– Руки вверх! – требую я. – А теперь медленно топай обратно.

– Ты не так понял, Контуженый. Папка с документами на завод чуть не вывалилась. Я ее подхватил, а деньги сами посыпались.

– Руки держи на виду, и без фокусов! – приказываю я.

– Как скажешь. Сам возьми сколько надо. – Шмель пинает денежную пачку и с растопыренными ладонями возвращается к столику.

Я обратным ходом делаю полукруг по комнате, забираю из сейфа пистолет и сую за пояс. Шмель разваливается на диване. Я не сажусь, держу предателя на расстоянии. Жалею, что не связал ему руки.

Шмель напряжен, но запуганным не выглядит. Спрашивает со скрытой издевкой:

– И что теперь? Убьешь?

– Ты прав, пора заканчивать. Но я не палач. Для ликвидации предателя есть особая группа. Сейчас позвоню Чапаю, и за тобой приедут.

Одной рукой держу пистолет, другой достаю телефон.

– Подожди! – просит он. – Давай договоримся.

– А как же Чех, Русик, Урал, Днестр, Механик и Кедр? Нет, для предателя приговор один.

– Я про живых. Пока еще живых. Еще минуту, сейчас…

Его взгляд прикован к телефону на столике. Часы на дисплее отмеряют новый час и мобильник включается. Шмель преображается. Взгляд из просительного становится надменным.

Шмель тянется к телефону, но я останавливаю:

– Не трогай!

– Любимой девушке не ответишь?

– Кому?

Он кивает на телефон:

– Со зрением тоже беда?

На дисплее светится имя Маши Соболевой. Я в недоумении:

– Какие у тебя дела с Машей?

– Общие с тобой, Контуженый. Ответь на видеозвонок. Давно Машку не видел, полюбуемся.

Я делаю шаг к столику, касаюсь телефона, включаю связь. Изображение дергается, сначала я слышу мужской голос, а потом различаю картинку в свете фонарика:

– Так видно? Вот она. Не признается, сука, где Контуженый.

– Покажите ее получше, – требует Шмель.

Я вижу Машу и узнаю наше тайное место. Она в кресле машиниста в паровозной будке. Ее волосы растрепаны, на лице синяк, губа кровоточит.

Рядом самодовольный крепыш. Видимо из тех, кто назвался «музыкантом» и искал меня. Он хватает девушку за волосы и запрокидывает голову. Маша кричит и дергается, он придавливает ее к спинке кресла.

Его напарник снимает на телефон. Я вижу его руку с пистолетом. Правая, все пальцы целы. Это не трехпалый Григ.

Он действует еще более жестоко, чем первый. Сует ствол в распахнутый от крика рот Маши и допрашивает:

– Говори, где Контуженый?

Я потрясен. Неужели это «музыканты Вагнера», искавшие меня? У группы розыска такие методы? Перевожу обескураженный взгляд на Шмеля.

– Кто они?

Шмель наслаждается моим состоянием и объясняет:

– С одним никчемным киллером ты справился. Я послал двоих покруче, а тебя нет. Парни скучают.

От его слов холодеют руки. Это бандиты и убийцы, нанятые предателем. Жизнь Маши в опасности.

Шмель приказывает в телефон:

– Эй! Куда ты суешь? Как она ответит? Освободи ей рот, у девки есть дырочка получше!

– А можно? – переспрашивает тот, что с пистолетом.

– Нужно. И пожестче!

«Пожестче»! – это указание Шмель озвучил по телефону, когда я прятался под лестницей. Он еще тогда принял решение не останавливаться ни перед чем, хотя передо мной изображал раскаявшегося друга.

Бандит-крепыш с радостью разрывает пуловер на груди Маши. Я слышу ее крик и сам кричу в телефон:

– Не трогай ее! Прекрати! Я здесь!

– Контуженый у меня, – объясняет Шмель киллерам. – Но вы продолжайте, пока он не выполнит мои условия.

Крепыш бьет Машу, чтобы не сопротивлялась, и валит ее поперек кресла животом на сиденье.

Я разъярен, но беспомощен. Тычу стволом в сторону друга-предателя:

– Что тебе надо?

– Положи пистолет. – Шмель указывает на стол.

– Прикажи отпустить Машу.

Шмель не спешит с ответом. Мы оба смотрим на дисплей телефона. Один бандит зажимает ногами голову девушки и снимает то, что делает другой. А крепыш сдирает с девушки джинсы до колен и с гадким рыком хлопает по обнаженной попе.

– Сначала ты положишь пистолет! – требует Шмель.

Я не в силах смотреть на издевательство и кладу пистолет на столик.

– И второй ствол тоже.

Я подчиняюсь и достаю из-за пояса пистолет Шмеля. На столике два пистолета, я обезоружен, но Шмель недоволен:

– Сбрось их.

Я сталкиваю пистолеты на пол. А бандит тем временем полностью сдергивает машины джинсы, словно получил ту же команду. Маша дергает голыми ногами визжит от страха, что лишь раззадоривает распоясавшихся насильников.

– Прикажи отпустить ее! – требую я. – Хотя бы с ней по-людски!

Шмель меланхолично глотает коньяк из бутылки и указывает на оружие под моими ногами:

– Оттолкни подальше.

Я в отчаянии пинаю один пистолет, замахиваюсь ботинком на другой… И краем глаза замечаю рывок Шмеля с поднятой в руке бутылкой. Защититься не успеваю.

Удар! Комната опрокидывается. Оглушительная кровавая вспышка в моей голове поглощается безмолвной черной дырой.

48

Я слышу надрывный голос: «Прицел шесть – сорок. Угломер тридцать один – двадцать. Огонь! Выстрел!»

Вжимаю голову, открываю рот, пытаюсь зажать уши, но руки не слушаются. Дергаюсь – бесполезно. Я ранен? Наваливается слабость. Вместо оглушительного хлопка мины мозг сверлит пронзительный голос: «Я русский, и мне повезло. Я русский, всему миру назло».

Разлепляю веки, двигаю глазами. Под щекой паркетная доска с идеальными узорами деревянной текстуры. Я не в окопе, не в блиндаже и не в раздолбанной снарядами хате. Я лежу на полу в теплом доме и бормочу боевые команды. Пытаюсь приподняться – не получается. Руки стянуты за спиной, а ноги на щиколотках обмотаны скотчем. Под носом мой телефон орет популярную песню «Я русский!».

Чьи-то руки тянут меня вверх и толкают в сторону. Это Шмель. Я шлепаюсь как куль в угол дивана. Шмель поднимает телефон и выключает звук. Наклоняет голову, заглядывает мне в глаза.

– Очухался? Растолкать оглушенного Контуженого еще та задачка. Хорошо, что у тебя плейлист духоподъемный.

Шмель кривится в улыбке и садится на противоположный край дивана. Между нами пара метров и низкий столик с выпивкой. Я узнаю комнату. Мы в доме Шмеля, куда я пробрался, чтобы разоблачить предателя. В моих руках было оружие, я диктовал условия и решал, что делать, а сейчас мои руки и ноги смотаны скотчем, а в голове горький туман.

Морщусь, пытаюсь вспомнить, как оказался в беспомощном положении. Затуманенное сознание выдает абсурдную картинку: Шмель превращается в огромного летящего шмеля, больно жалит меня в голову, сбивает с ног, и я отключаюсь.

Часто моргаю и трясу головой, чтобы избавиться от наваждения. Передо мной Шмель. Он без крыльев, с руками, ногами, наглыми глазами, а вместо жала у него заклеенный нос.

Я ворочаюсь,