Что же это были за движения, которые до сих пор преподаются в школе Дункан, так потрясшие критика из «Транскрипта»? Давайте посмотрим на «Ифигению». «Радостный танец девушек при виде греческого флота» — когда он начинается, танцовщица вытягивает руки вперед, ладонь руки, расположенной ниже, повернута вверх со сжатыми пальцами, а пальцы другой руки слегка касаются их. Выдвинутая вперед нога слегка подпрыгивает, колено поднято. Потом тяжесть тела переносится назад, вместе с прыжком на отставленную назад ногу, и снова вперед на другую ногу. Так, покачиваясь туда и обратно, танцовщица движется вперед. Тем временем ее раздвинутые руки подняты, будто она играет на воображаемой свирели или трубе, а кисти рук сомкнуты, как бы для игры на цимбалах. Она совершает прыжок со вскинутыми руками и головой, все ее движения выражают радость. Затем следуют широкие, размашистые жесты, словно танцовщица разбрасывает цветы из подола своего платья, а потом она вдруг поднимает одну руку, как бы надевая на голову невидимый венок. Во всем этом нет дотошной имитации, все жесты просто обозначены.

Музыка переходит в марш, и танцовщица, превратившись в жрицу, движется размеренными шагами. Руки согнуты в локтях кистями вверх, как бы держа подношения. Мы видим, как она поднимается по невидимым ступеням храма, чтобы принести жертвенные дары.

Снова звучит радостная музыка, и снова она совершает прыжок вперед, играет на свирели, бьет в цимбалы, разбрасывает цветы, надевает венок на голову, радуясь при виде греческих кораблей.

В «Скифском танце» танцовщица в прыжке с усилием делает взмах воображаемым копьем. Прыгнув на другую ногу, она делает такой же взмах другой рукой. Потом она протягивает руки вперед, держа копье вертикально перед собой.

Вдруг она наклоняется, перенося вес на согнутое колено одной ноги, а другую вытягивает назад, в то время как рука, находящаяся ближе к врагу, держит щит, прижимая его к телу. Вторая рука поднята со сжатыми пальцами, она готова поразить копьем невидимого врага. Потом тело танцовщицы откидывается назад, она опускается на колено ноги, вытянутой назад, будто отпрянув от врага, и нога, находящаяся впереди, выпрямляется. Рука со щитом закрывает ее лицо, а рука, держащая копье, опускается до земли. Неожиданно танцовщица вскакивает и бросает копье во врага, потом отклоняется назад и опускается на колено. В отличие от волнообразных движений в танце, приветствующем появление греческого флота, здесь движения сильные, отрывистые, хотя и грациозные, что вполне соответствует характеру музыки[2].

(Эти описания необходимы, чтобы воспроизвести манеру работы Айседоры. Надя Чилковски сделала запись некоторых движений Айседоры в ее композициях в книге «Танцы Айседоры Дункан», которая выпущена «Бюро записи танцев». С хореографией Айседоры можно также познакомиться в классах, где преподают учителя, занимавшиеся непосредственно с учениками Айседоры.)

Наконец в своей родной стране в возрасте тридцати одного года Айседора завоевала успех как у критики, так и у публики. Наконец-то она стала зарабатывать большие деньги. «На четвертом выступлении, — писала «Нью-Йорк ивнинг сан» 1 января 1909 года, — …ее доходы составили 4800 долларов», а сборы в Бостоне были не меньше. В Вашингтоне на ее концерт пришел сам президент Теодор Рузвельт и выразил восхищение ее искусством.

Хотя признание было достигнуто, Айседора все же была не полностью удовлетворена результатами своего приезда в Америку. Она так и не смогла найти покровителя для своей школы, которая стоила ей порядка 10000 долларов в год, а ее текущие доходы пошли на покрытие августовских потерь, когда она зарабатывала так мало, что ей приходилось обращаться в Европу за деньгами на жизнь. Перед отплытием во Францию 30 декабря 1908 года, где она должна была выступать в парижском «Трокадеро» с оркестром Ламуре, она подписала контракт на пятимесячное турне по Соединенным Штатам Америки с Дэмрошем и Нью-Йоркским симфоническим оркестром в наступающем году. Тем не менее она решила, что как только вернется в Париж, сразу же распустит свою школу. Она не могла больше содержать ее в одиночку. Если бы только появился какой-нибудь миллионер…

ЗИНГЕР, СТАНИСЛАВСКИЙ И КРЭГ

1909

В Париже Айседору встретили Элизабет, ее ученицы и ее дочь, почти уже двухлетняя. Айседора не удержалась от упоминания о Дидре американским ре-портерам, хотя ребенок всегда осмотрительно именовался как «наша самая маленькая ученица, дочь Гордона Крэга».

Крэг, похоже, выпал из ее жизни в этот период. Перед отплытием из Европы в августе она просила его телеграфировать: приедет ли он проводить ее, но адреса своего не дала, боясь, видимо, получить отказ. Когда она вернулась в Париж, Крэг все еще жил во Флоренции и работал над своим журналом «Маска».

Новый менеджер Айседоры Люне-По, который был менеджером и Дузе, а также другом обеих женщин, организовал для Айседоры и ее учениц ряд выступлений в театре «Лирик де ла Гэтэ» с оркестром Колонна. Эти выступления имели огромный успех. «Она — сама природа, — писал «Гид мюзикл». — У нее очень выстроенное искусство, но достигшее таких вершин, когда мастерство абсолютно не ощущается, а все кажется спонтанным и естественным… Она движется в бесконечной, обворожительной гармонии, с легкостью необыкновенно податливой и изящной… Ее маленькие ученицы обладают удивительной легкостью и очарованием»1.

Однажды днем, когда Айседора сидела в своей театральной гримуборной, ее служанка принесла ей визитную карточку, на которой было написано: «Парис Юджин Зингер». Она вспоминала: «Вдруг в моем мозгу пронеслось: вот он, мой миллионер».

Вошел импозантный мужчина шести футов и шести дюймов ростом, с вьющимися светлыми волосами и бородой. Айседора подумала про себя: «Лоэнгрин». Он говорил с ней весьма любезно, а ее мучило чувство, что она где-то встречала его раньше. Потом она вспомнила, что он был на похоронах князя де Полиньяка, одного из ее ранних покровителей в Париже, в чьем салоне Айседора частенько выступала. Княгиня де Полиньяк была одной из сестер Зингера, так же как и герцогиня Деказе, еще одна покровительница Айседоры. В результате этой встречи Зингер, наследник огромного состояния и производитель швейных машинок, предложил взять на себя расходы по содержанию школы, чтобы Айседора могла спокойно вести преподавательскую работу и создавать новые танцы. С присущим ему благородством он предложил переместить школу в Болье около Ниццы, где танцовщица и ее юные ученицы могли бы отдыхать и работать под солнцем французской Ривьеры.

Парис Зингер был тогда мужчиной внушительного вида, с аристократическими манерами, шармом и умением держать себя. Ему был сорок один год. Его отец, Исаак Меррит Зингер, один из изобретателей швейной машинки2, умер, когда сын был еще ребенком, и мальчик воспитывался под опекой британского двора.