осуждённая анархистка охарактеризовала Александру Азарьевну как отвратительную личность, которая была сторонницей пыток заключенных. «Обычно в Верхнеуральске, – как вспоминала А.М. Гарасева, – она появлялась два раза в году, в сопровождении пышной свиты местного тюремного начальства обходила каждую камеру и спрашивала, есть ли жалобы. Иногда заключенные постановляли: с Андреевой говорить не будем. Тогда каждая камера встречала ее появление гробовым молчанием, так что слышно было только как открывают и закрывают замки дверей. Но Андрееву у нас интересовали не столько заключенные, сколько великолепная охота на дроф и сайгаков, приготовления к которой мы наблюдали из окон политизолятора»[229].

Гарасева отмечала, что её отношения с Андреевой не сложились ещё со времён их первых встреч на Лубянке. С той поры они взаимно, как указывала заключённая анархистка, ненавидели друг друга. Неприязненные личные отношения имели начало при их первой встрече в августе 1925 года после ареста Анны Гарасевой и её сестры Татьяны по обвинению в соучастии в подготовке покушения на Г.Е. Зиновьева. Заметим, что следственное дело в отношении сестёр Гарасевых было возбуждено на основании анонимных писем, сообщавших, что сёстры являются анархистами-подпольщиками, готовящими теракт против Зиновьева. На обвинительном заключении А.А. Андреева в марте 1926 года наложила резолюцию с предложением заключить обвиняемых на 3 года в лагерь на Соловках.

С лёгкой руки чекистки Андреевой Анна Гарасева после первого ареста в августе 1925 года долгие годы жила под страхом возможного ареста и продолжения репрессий. Тяжело переживала за пребывавших в заключении своих родных и близких. С началом Великой Отечественной войны работала сначала в военном госпитале, а затем в Рязанском областном противотуберкулёзном диспансере до выхода на пенсию в 1959 году.

В круг служебных интересов помощника начальника Секретного, а позже – Секретно-политического отдела ОГПУ – НКВД входило кураторство отделения, работавшего против религиозных организаций и учреждений, священнослужителей и объединений верующих граждан. Было ли это связано с тем, что она происходила из семьи священнослужителя и достаточно хорошо разбиралась в вопросах православной религии или бывшая поповна таким образом подчёркивала своё полное отторжение религии. Пребывая на службе в органах государственной безопасности СССР, чекистка Андреева не раз участвовала в разбирательствах и следственных мероприятиях в отношении арестованных священнослужителей.

Приняла она участие в судьбе борца с церковным расколом митрополита Михаила (в миру – Василия Ермакова). В мае 1921 года патриарх Тихон наделил его правами киевского митрополита и направил для служения на Украину. Однако укрепление православных устоев веры не входило в планы Советского государства. В январе 1923 года в ГПУ против митрополита Михаила было возбуждено уголовное дело и две недели спустя священнослужитель был арестован вместе с епископами Дмитрием (Вербицким) и Василием (Богдашевским). Среди выдвинутых против митрополита Михаила обвинений было и то, что он своими действиями препятствовал усилиям ГПУ по расколу духовенства Киевской губернии. Опасаясь роста недовольства верующих, арестанта отправили из Киева в Москву, где поместили в Бутырскую тюрьму. По результатам следствия в июле 1923 года комиссией НКВД по административным высылкам было принято решение о ссылке опального митрополита на 2 года в Туркестан. Поучаствовала в этом деле и руководящий работник ОГПУ А.А. Андреева. На обвинительном заключении по уголовному делу в отношении митрополита Михаила сохранилась её резолюция от 11 мая 1923 года с предложением: «60‐летнего в лагерь нельзя. Выслать в Нарымский край на 2 года». Вроде бы и посочувствовала, что нельзя пожилого священнослужителя отправлять в лагерь. И тут же предложила выслать его на 2 года в Нарымский край. Географически это была северная часть Томского уезда по берегам реки Оби, известная своими суровыми климатическими условиями. Так что ссылка в Туркестан выглядела более гуманным решением[230]. После отбытия наказания митрополит Михаил с апреля 1926 года проживал в Москве без права выезда. Спустя 3 месяца он снова оказался в камере внутренней тюрьмы ОГПУ и был вновь выслан из столицы, но теперь уже на Кавказ.

Гонения на церковь и репрессии в отношении священнослужителей в 1920‐е годы имели свое объяснение со стороны руководства органов государственной безопасности РСФСР, а позднее – СССР. Например, в конце января 1922 года по линии Секретно-оперативного управления ВЧК всем губчека и особым отделам было направлено циркулярное письмо с анализом решений прошедшего в Баварии съезда русского монархического движения за рубежом. Среди важных направлений работы по подготовке свержения советской власти указывалось на усиление работы среди церковно-приходских советов, а также активное привлечение на свою сторону церковных иерархов. В этой связи ВЧК ставила задачу по усилению осведомительной работы в кругах духовенства. Документ был подписан начальником Секретно-оперативного управления ВЧК Менжинским, начальником Секретного отдела ВЧК Андреевой и заместителем начальника Особого отдела ВЧК Артузовым[231].

Столь пристальное внимание к оперативному освещению обстановки внутри кругов духовенства отчасти объяснялось тем, что православная вера была фундаментом государственности в России. Поэтому ставилась задача, чтобы ЧК на местах должна быть осведомлена о всех внутренних сторонах церковной жизни, вплоть до каждого богослужения и содержания проповеди приходского священника.

Заметим, что в этом документе А.А. Андреева указана в качестве начальника Секретного отдела. Вполне возможно, это было сделано в отсутствие на службе начальника отдела Т.П. Самсонова. Известно, что примерно в этот период он обратился к руководству ВЧК с просьбой направить его на работу в гражданский сектор народного хозяйства. Дзержинский удовлетворил просьбу высокопоставленного чекиста и направил его на работу в Минск в качестве зампредправления Московско-Белорусской-Балтийской железной дорогой. Главный чекист страны в то время по совместительству являлся наркомом путей сообщения и нуждался в проверенных и надёжных руководящих кадрах на местах.

Конечно, подпись Андреевой с указанием столь высокой должности при оформлении этого важного руководящего документа могла появиться и по другим, нам неизвестным причинам.

За ней пришли морозной ночью

Бывшая чекистка была арестована своими прежними сослуживцами 5 декабря 1938 года. В соответствии с практикой тех лет аресты и обыски, как правило, проводились в ночное время. Судя по всему, Александра Азарьевна понимала, что обречена, и, возможно, ждала ареста. Она уже была уволена со службы и пребывала в новом для себя статусе инвалида 2‐й группы и пенсионера НКВД. Из её прежних начальников в системе органов госбезопасности к моменту её ареста в живых оставался лишь Т.П. Самсонов и то, скорее