Шрифт:
Закладка:
– Слушаюсь, сэр… – Улыбка на роже этого пройдохи цвела от уха до уха.
– И бегом отсюда! – прикрикнул я. – Видеть тебя больше не хочу!
Все менялось в этой стране. Тяжело, со скрипом съезжало с мертвой точки, куда-то катилось. Власти делали вид, будто контролируют ситуацию. Принимали законы, позволяющие хоть какое-то время продержаться. Повальный дефицит довел людей до белого каления. Товаров по талонам на месяц не хватало. Как грибы возникали кооперативы, какие-то индивидуальные предприятия, товарищества, гражданам разрешили заниматься предпринимательской деятельностью – в свободное от общественного труда время. Начинался полный бардак. По-прежнему проходили какие-то пленумы, съезды – но словно в другом измерении. Физиономия генсека, заработавшего «народную» кличку Меченый, теперь уже бесила всех. Свежие выпуски журнала «Огонек» Виталия Коротича разлетались как горячие пирожки. Меня поражало: в нем конкретно проклинали коммунистический режим, но власти этого словно не замечали. По выходным после программы «Время», где по инерции прославляли успехи перестройки под чутким руководством КПСС, вся страна смотрела популярную программу «Взгляд» центрального телевидения. Листьев, Захаров, Любимов – эти фамилии знали даже детсадовцы. Они считались чуть не национальными героями. Только они говорили народу правду. Законы о кооперативах, об «индивидуалах» работали с пробуксовкой, но в принципе работали. Многие тут же разорялись, влезали в пожизненную кабалу, другие обрастали жирком, приобретали машины, квартиры. Это было непонятно, необычно, при живой-то советской власти? В пример приводился уже не братский Китай, где вовсю процветали кооперативы, но Дэн Сяопин уверенно вел миллиардное население к сияющим вершинам коммунизма. «Лихие» люди поговаривали: еще год, другой, и все конкретно покатится в пропасть, страна порвется на куски, Коммунистическая партия канет в Лету, и над обломками великой страны взойдет заря капитализма на фундаменте священной частной собственности…
А пока страна повально танцевала брейк-данс, толкалась в очередях, удивлялась товарам в кооперативных магазинах – особенно ценам. Весь этот депрессняк усиливался слякотной погодой, сволочными дождями, которые не смывали грязь, а наоборот, ее подчеркивали.
В Казани продолжали орудовать молодежные группировки. Пацаны мочились за асфальт, самозабвенно калечили друг друга, часто с летальным исходом. Самые умные озирались, пытались разобраться в ситуации. Порой спевались с властями, что не афишировалось. Существовала версия «казанского феномена» – происки чекистов с целью отвлечь молодежь от истинного положения дел в стране. И у каждой мало-мальски значимой бригады есть свой куратор от УКГБ. Может, и так, чего не знаю, того не знаю. Но лично у нас куратора не было, мне ли не знать? Менты присматривались – не секрет, тот же капитан Меликов со своим шкурным интересом, – но чтобы кто-то из «высших сфер» – не припомню. Видимо, не такой уж значимой была наша группировка…
В «Электроцентрали», как в любом приличном обществе, шла борьба за власть. Набеги прекратились. Детдомовцы вообще не подавали признаков жизни. Прошел слушок, что у них сменился директор и начались репрессии. Звучали тревожные сигналы – насчет очередной попытки властей избавить город от молодежных криминальных группировок. Капитан Меликов в телефонной беседе намекнул, что попытка серьезная. Сменились чины в УВД горисполкома, появились свежие лица в горкоме партии. Рота специального назначения при этом УВД теперь становилась батальоном. Усиливалась воспитательная работа в молодежных коллективах. Все это могло бы вызвать усмешку, но что-то реально происходило. В недрах райкомов комсомола формировались боевые комсомольские дружины. Об этом не сообщалось, членов команд качали в спортзалах, считалось, что они будут следить за соблюдением закона.
Пробный шар был запущен. Комсомольцы ворвались во двор в далеком Авиастроительном районе, заняли штаб местной конторы в подвале и объявили район «свободным от криминала». Они избили пацанов, всячески унижали. Когда к пацанам прибыло подкрепление и драка возобновилась, во двор въехали милицейские «РАФы», из них полезла публика с дубинками-демократизаторами, и началось побоище. Пацанов повязали. Главарей и еще человек десять отправили в СИЗО, завели кучу уголовных дел и даже дали им ход. Бандитизм, нанесение увечий сотрудникам правоохранительных органов. Видимо, в качестве эксперимента решили пересажать половину района. Не сказать что район стал свободным от преступности, но ощипанные пацаны ушли в подполье и как-то тихо там сдулись. Пока это не стало системой, данный случай сочли недоразумением.
Вокруг рынка на Танковой кипела активная жизнь. Народ рыскал в поисках чего-то приличного. На южной окраине района, недалеко от нового жилмассива «Молодежный» (территория уже не наша), в старом купеческом здании открылся ресторан «Дружба». Туда захаживали кооператоры, менты, не больно ладящие с законом граждане. Цены кусались, но кормили неплохо. Поговаривали, что директор возникал в поле зрения ОБХСС, но то ли откупился, то ли временно свалил с прежнего места работы. Мы присматривались, пару раз зашли с Каратистом, поели. Вокруг рынка открывались кооперативные кафе, магазины, в которых продавались якобы товары западного производства. Ржали Василиса с Ингой, примеривая поверх рубах «экономные» лифчики за половину зарплаты простого пролетария. Появлялся причудливый алкоголь, иностранные сигареты. С одним из владельцев такой точки я провел продуктивную беседу. «Для начала пять процентов, Михаил Аркадьевич, – не разорительно, согласитесь. Через три месяца – десять. Чисто для поддержания штанов наших пацанов. И не дай вам боже отравить своим пойлом хоть одного человека. Лично приду и сожгу лавку, а вам уши оторву. Счастливой коммерции, Михаил Аркадьевич». Кооператоры не роптали, в других районах было дороже. Еще один явился лично, вещал елейно, просил о помощи, расстилал передо мной свой план мероприятий, который называл мудреным западным словечком «бизнес-план». На законных (он подчеркивал это слово) основаниях гражданин Шафранов хотел открыть в квартале от рынка цех по варке джинсов. Вся страна сошла с ума с этими варенками! Берешь советские штаны, шаманишь с отбеливателем, и на выходе имеешь импортные варенки. Да еще с чекухами и кнопками, если по уму делать. У Шафранова имелось предприятие, наемные рабочие (типа по трудовым соглашениям), даже разрешение на занятие подобной деятельностью. Но полным дураком он не был и поступил правильно. Мы взяли предприятие под протекцию – за свой процент. Отдельно стоящий цех когда-то относился к автопредприятию. Теперь в нем бурлила другая деятельность. Мы ходили по помещениям, зажимая носы. Пахло едкой химией, сотрудники носили респираторы. На складе высились горы отечественных, никому не нужных штанов, которые после ряда манипуляций принимали вполне ликвидный вид.
– Фигней страдаем, Шериф, – ворчал Уйгур. – Не понимаю в этом ни хрена, пошли отсюда…
Сильно стесняясь, гражданин Шафранов выложил еще одну просьбу. Уж
