– Денег-то много, да не во что класть, – с издевкой произнес «барин». Галманы никак не могли взять в толк: кругом никого, кричи не кричи, помощь не придет, а фраер[91] шутки шутит.

– Вась, покажи ему, куда надо деньги ложить, – подтолкнул белобрысый чернявого. Тот отогнул карман своей куртки:

– Вот сюда ложь, и часы с портсигаром тоже.

– Да я некурящий, – лениво ответил питерец, делая шаг к грабителям.

– Ну, че там у тебя еще имеется, все и ложь. Запонки, булавку из галстуха, рыжье со скуржой[92]…

На этих словах Алексей Николаевич стремительно сблизился с противниками и схватил их за бороды. Дернул вниз, перехватил, взял за шеи и пригнул к земле. Те взвыли, засучили ногами, попытались вырваться – куда там…

– Ах вы, чертова позевота! На статского советника замахнулись? А вот нюхай теперь, чем пахнет навоз!

Грабители кряхтели, вырывались все более слабо и через минуту взмолились:

– Барин, прости дураков! Дышать нечем, задохнемся мы тута до смерти.

Командированный разжал хват. Фартовые землекопы со стонами разогнулись и встали во фрунт, потирая шеи. Чернявый шевельнулся, чтобы дать стрекача. Сыщик показал ему кулак, и тот замер:

– Виноват!

– Паспорта есть?

– Никак нет, – ответил белобрысый. – Бесписьменные оба.

– Вы, случаем, не беглые? Вроде на крупную дичь не похожи.

– Не, свое отсидели. Нам запрещено проживание в губернских и крупных городах.

– В песчано-овражную партию и таких берут?

– Таких особенно охотно, ваше благородие…

– Высокородие!

– Виноват! Таких берут с руками, потому как частенько тута людей задавливает. Песком. Городского рабочего хоронить надо, управу извещать, полицию и фабричную инспекцию вызывать, вдове пособие платить… А нашего брата зарыли где попало, и все в ажуре. Можно нового нанимать.

Алексей Николаевич получил ответ на свою догадку и продолжил:

– Ладно, живите пока. Я статский советник Лыков из Департамента полиции…

Чернявый ткнул в бок белобрысого:

– Слыхал, Прошка? Лыков! Помнишь? Нам в пересылке рассказывали.

Белобрысый опять потер шею:

– Да, Шестопер баял, что он пятаки ломает, будто сушки. Есть сила у их высокородия.

– Какой Шестопер? – оживился Лыков. – Краснорожий, а вот тут шрам?

– Он самый. Чудеса про вас излагал, а мы не верили, думали, заливает.

– Было дело, надавал я ему тумаков. А не хами!

Фартовые, поняв, кто перед ними, успокоились и приняли вольные позы. Алексей Николаевич сказал доверительно:

– У вас тут давеча мертвяка нашли. Будто бы в очередной раз песком задавило.

– Так точно, в покойницкую свезли. Околоточный из участка приходил, бумагу писал.

– Кто ему в карман чужой паспорт подбросил?

Ребята замялись, не зная, что ответить.

– Вы не забывайтесь! – жестко сказал статский советник. – Велено отвечать!

– Да мы сами-то не видели…

– Кто этот покойник взаправду?

– Степкой кликали… пока был живой. Такой же бесписьменный, как и мы.

– А фамилия Степке как?

– Никто не знает. Имени хватало. Да он вор из мелких, вроде халамидника. Фамилия таким не положена.

– Так. Степка. А кто ему рожу изгвоздал?

– Десятник, а ему инженер приказал.

– Чтобы не опознали?

– Так точно. А то пойдут искать да и выяснят, что тут без документов принимают.

– Вот что, ребята, поехали со мной в сыскное. Надо записать ваши показания.

– Ваше высокородие! – взмолились фартовики. – Нас же из города турнут!

– Конечно, турнут. Поступят по закону. А вы через три дня вернетесь. Разве не так?

– Дайте хоть расчет получить, а то возвращаться денег нету.

Лыков почесал в затылке, вынул бумажник и протянул свидетелям десятку:

– Вот подъемные на двоих, а теперь поехали.

Когда статский советник привез на Приютскую двух оборванцев и те дали важные показания, Дубровин молча ушел к себе в комнаты. Его не было полчаса. За это время надзиратели установили личности задержанных и поместили их в камеру временного содержания при отделении.

Побединский, наоборот, радовался:

– Жив, курилка! Николая Никитича так просто не взять.

Когда Дубровин вернулся, то первым делом протянул питерцу красненькую. И сказал:

– Благодарю за поучение!

– На здоровье, Иван Дмитриевич. Шляпу, надеюсь, не купили?

– Из наградных куплю. Так, значит, Азар пытался нас провести?

– Да. Каким-то образом он узнал, что в карьере песчано-овражной партии спрятан подходящий труп. И выкупил его у десятника, чтобы мы перестали его искать.

– Но как вы догадались? Все было настолько убедительно!

– Паспорт.

– Но почему паспорт так вас заинтересовал? – не унимался коллежский асессор.

– Ну сами рассудите. Иван Сухоплюев опытный тертый вор. Пошел на складку[93], обезобразил труп, закопал его. И не догадался обыскать карманы. Так не бывает.

– И на старуху бывает проруха.

– Я допрашивал Ваньку лично и понял его характер. Он не допустил бы такой ошибки.

– Но почему он молчал, не признавался, что отдал билет Азару, что тот его шантажировал?

– Из соображений воровской чести, скорее всего, – ответил Лыков. – Но сейчас, когда Сухоплюев узнает, что Азар пытался пришить ему свое убийство, думаю, он заговорит.

Так и вышло. Надзиратели отвезли маза в покойницкую городской больницы и показали ему труп неизвестного по имени Степка. После чего Лыков с Побединским изложили уловку отставного околоточного. Сухоплюев прочитал акт осмотра места происшествия, потер в руках подброшенный паспорт и сказал:

– Пишите. Вот скотина!

Глава 18

Конец Недокнязя

В обоих дознаниях, что вели командированные, наступил очередной перерыв. Сапрыга не попадался, и было неясно, где его искать. Сыщики безуспешно перерыли Алексеевский поселок, Монастырскую слободу, Агафоновку и поселок бывшего Волжского стального завода. По просьбе Дьяконова пристав Покровской слободы Мелешин устроил облаву и у себя. Изловил на лесных пристанях под Щуровой горой много мелкой дряни, однако кого надо не поймал.

Побединский даже съездил в дальнюю слободу Самойловку, она же Три Острова. Агентура нашептала ему, что там видели Азар-Храпова. Коллежский регистратор вернулся злой и с пустыми руками.

Вечером питерцы ужинали в ресторане «Северный полюс». Один взял варгузовскую семгу, а второй двинскую, и теперь они сравнивали, какая вкуснее… Вдруг в дверях возник надзиратель сыскного отделения Кавуненко:

– Господа, происшествие. Попытались ограбить купца Худобина в собственной квартире! Полицмейстер просит вас приехать. Экипаж ждет.

Опять они сели втроем в пролетку – пришлось откинуть скамейку за спиной извозчика. Такая езда запрещена, но полиции все можно…

Худобин, богатый саратовский магазинщик, имел большую квартиру на первом этаже собственного доходного дома на Московской улице. Разбойники вломились к нему через черный ход после семи часов вечера. В момент налета во дворе толкались приказчики и дворники, было довольно людно.

Купец закрыл свой магазин, взял выручку и пошел с ней домой. У входа он обратил внимание на неизвестного господина в