Шрифт:
Закладка:
Но его явно мучила не тривиальная сезонная болячка.
Тем временем Хорхе выбрал себе жертву – пожилую чародейку, которая выглядела более испуганно, чем другие – и положил ей пальцы на виски, а затем не двигался около минуты. Когда он вновь пошевелился, лицо его было растерянным.
– Урсула, боюсь, ваших родителей здесь нет – за ними действительно выслали кукол, но те не вернулись до сих пор. Это, разумеется, ничего не значит, и рано делать пугающие выводы, – добавил он с неестественным спокойствием. – Но кое-что интересное тут нашлось. Вы не против спуститься в подвалы? Ненадолго.
«Куклы не вернулись до сих пор».
Я инстинктивно потёрла шею и ключицы, пережидая короткий приступ удушья. Рано пугаться, совершенно верно…
– Конечно. Давайте спустимся. Если уж мы вломились сюда, то небольшая экскурсия нам не повредит.
По пути мы ещё дважды попадали в засаду. Особенно меня впечатлила лысая чародейка в облегающем комбинезоне, которая повелевала хищными и галлюциногенными грибами. Незабываемое зрелище – лестница, сплошь заросшая поганками, которые при твоём приближении начинают синхронно трясти шляпками, исторгая облака ядовитых спор. Предполагалось, видимо, что мы неосторожно вдохнём эту муть и приляжем отдохнуть на ступеньках, ибо следом, чтобы добить нас, из-за поворота выступила целая колонна крепких грибов-силовиков, зубастых и мускулистых. Увидев их, Хорхе нервно дёрнул уголком рта, встряхнул свою книжку и залил подступающую армию бесцветным трескучим огнём.
Пахло вкусно. Я даже замечталась о пицце с моцареллой и шампиньонами.
За поворотом лестницы обнаружилась и хозяйка грибного выводка. Сложно сказать, была ли она лысой до встречи с нами, но ради успокоения собственной совести пришлось считать, что да.
Вторую – и, к счастью, последнюю – засаду, почти целиком состоявшую из перепуганных подростков, Хорхе милосердно усыпил. Дальше путь был чист. Лестница привела в подвал, заваленный странного вида хламом – двуногие стулья, кадки с засохшими цветами, чучела монстров, картины в богатых рамах, старомодная одежда… В стене обнаружилась тайная дверь, за ней – короткий извилистый проход, заполненный ловушками и зловредными чарами, а за ним – практически пустая комната, освещённая четырьмя масляными лампами.
Посередине стоял гроб из чёрного дерева – большой, роскошный, обитый изнутри пурпурным бархатом.
«Мне кажется, – отстранённо сказал Йен, – здесь чего-то не хватает».
– Ага, – кивнула я. – Например, тела.
– Есть один способ узнать наверняка, – задумчиво произнёс Хорхе, вновь раскрывая книгу. – Учитывая, что охват небольшой, всего два месяца, можно рискнуть.
Горло сдавило от беспокойства – не моего, чужого, и стало физически трудно дышать.
«Урсула, не позволяй ему. Не надо! Слышишь? Скажи ему!»
Оглушённая, я успела только сделать шаг – полшага – преодолевая дурноту, когда из книги вылетел целый ворох листов. Воздух наполнился странным шумом, чем-то средним между хлопаньем крыльев и шелестом страниц, и стены исчезли под слоем бумаги. Отдельные линии и буквы, чёрные и красные, сложились в узор и вспыхнули так ярко, что стало больно глазам. Комната заполнилась тенями – человеческими и звериными силуэтами.
Хорхе упал на одно колено и кончиками пальцев промокнул кровь на губах. Издали она казалась почти чёрной.
«Идиот, – простонал Йен. – Какой же идиот…»
А потом тени пришли в движение.
Они перемещались быстро, как на многократно ускоренной перемотке. Некоторые были узнаваемыми – то оранжевое пятно на ножках, кружащее у гроба, явно изображало Крокосмию; другие появлялись и исчезали так стремительно, что больше напоминали порывы цветного ветра, чем нечто антропоморфное. Свет мигал, температура менялась от жары к лютому холоду и обратно, но самое главное – гроб теперь не был пустым.
Там лежал Йен.
В этом мельтешении силуэтов и теней только он оставался неподвижным – и, парадоксальным образом, единственный казался живым. Плечи упирались в края гроба; руки были целомудренно скрещены на груди; бледно-розовые волосы на фоне пурпурного бархата напоминали языки пламени, за исключением одного локона, пересекавшего лоб, и сейчас мне очень-очень хотелось подойти – и убрать его, сдвинуть… прикоснуться?
«Всё это очень мило, – несколько ошарашенно произнёс Йен. – Но почему я голый? У них совсем не осталось уважения к мертвецам?»
Это всё, что тебя беспокоит? Реально?
Он откликнулся не сразу.
«Меня беспокоит, что Хорхе использовал зеркало времени, которое отнимает бездну сил, вместо того чтобы вызволить Крокосмию и пытать его, пока он не расскажет, куда дел меня. И причина в голову приходит только одна».
Да уж… Догадываюсь какая.
«Он боится, что не справится с ним, не убивая. Садовникам вообще-то запрещено сражаться друг с другом, для разрешения разногласий есть суд… Но сомневаюсь, что это беспокоит кого-то, кроме моего наставника, который отчаянно пытается сохранить свою человечность. И, может быть…»
Кто ещё был исключением, я дослушать не успела, потому что хоровод теней замер наконец. У гроба стоял Крокосмия, положив мёртвому Йену руку на голову, и из-под ладони пробивалось зловещее красно-оранжевое сияние.
…а потом он развернулся – и той же ладонью пробил Хорхе грудь.
По-настоящему.
Господи, он был настоящим!
– Ты же не думаешь, что вампиру может навредить такой удар? – спросил Хорхе, бледно улыбаясь.
Крокосмия оскалился едва ли не до ушей – казалось, что ещё немного, и его голова просто развалится пополам по линии улыбки.
– А ты же не думаешь, что я на этом остановлюсь?
Бумажные листы на стенах затрепетали, словно под порывами невидимого ветра – и вдруг сорвались, на лету оборачиваясь мелкими круглоглазыми птицами, похожими на сов. Они кинулись к Крокосмии, облепляя его так плотно, что он мгновенно стал похож на пернатую мумию, судорожно дёргающую руками. На какую-то секунду появилась дурацкая надежда: может, мы победили всё-таки, а вдруг… но почти сразу же яркая вспышка разнесла птиц буквально в клочья.
Комната, и без того тесноватая, заполнилась перьями так, что стало трудно дышать. За спиной у меня потянуло холодком, точно открылась дверь, и появился сквозняк.
«Проход из каверны, – быстро сориентировался Йен. – Он пытается вытащить хотя бы нас, если самому уйти не получится».
Со стороны Хорхе не выглядел настолько плохо: его рана уже закрылась, и он сохранял полное самообладание, хотя и был бледноват – в отличие от Крокосмии, чья вытянутая, лошадиная физиономия стала багровой от гнева.
– Ты не выкрутишься на этот раз! Здесь и сдохнешь! Думаешь, тебе это с рук сойдёт?
–
