— Я не готов ради них преклоняться перед кем-то столь жалким. Тем более, что Вигилант рассказал мне не только о вашей смертности. Но и о том, как Внутреннему кругу сохранить и животные черты, и проклятия. Остальные будут жить лучше и без этого. И уж точно прекрасно справятся без вас.

— Вигилант? Ты не понимаешь, кому помогаешь. Это жестоко, содействовать нашим палачам. Особенно после всего добра, что мы принесли тебе.

— Теперь не они, но я буду вашим палачом.

С этими словами, Мартин переступил через черту невозврата и нажал на спуск. Раздался выстрел. Старейшина, из живого существа, в один миг обратился неживой светящейся водой, по цвету напоминавшей местный песок. Обрушившись на последний всем своим объёмом, жидкость смешалась с ним, и обратилась в белую глину — материал мироздания. Его хватило бы, чтобы закрыть Шов, даже в таком объёме. Но постчеловек не считал нужным остановиться.

Ему даже казалось милосердным то, что он не обречёт этих существ на голодную смерть. А кроме того, ещё и обезопасит свой мир. И от ложных богов. И от вторженцев извне, вроде Вигиланта. А потому Феликс, окончательно превратившись в безвольный инструмент в руках своего спутника, совершал выстрел за выстрелом.

Будучи оружием, он чувствовал всё: как боёк касается капсюля, как взрываются пороховые газы, как пуля вылетает из ствола, неся смерть и разрушение. Каждую смерть он записывал на свой счёт, не в силах что-то поделать, со всё возрастающим спискам.

Ванджина ничего не могли поделать с Мартином. Они не сопротивлялись бойне. Всю свою историю они были мирным народом, которому было противно насилие. Поэтому ни взрослые, ни молодые, ни тем более старики не могли ничего противопоставить пулям. Они лишь стонали. И этот заунывный стон не прерывали и не перебивали даже разрывы пуль.

Австер не щадил никого. Выстрел за выстрелом он сокращал популяцию странной расы и с каждой отобранной жизнью, чувствовал себя всё сильнее и сильнее. Человеческое естество в нём было сильно как никогда. Список жертв во имя богоподобности всё рос и рос:

1. Профессор Шариков

2. Его ассистент, Павел

3. Две тысячи триста сорок семь заражённых москвичей

4. Священник культа проклятых Матфей

5. Тридцать один товарищ Йозефа из подпольной большевистской ячейки

6. Неизвестная шанхайская девушка

7. Бутлегер Морозов

8. Семья последнего, в составе трёх человек

9. Два его охранника

10. Сэр Макмани

11. Аристократ Котов

12. Депутат Щёткин

13. Куратор Юмала

14. Другие сто двадцать семь членов Внешнего круга, убитых в результате внутренней грызни

И это только те, чьи смерти напрямую были заложены в основание успеха Австера. Всего две тысячи пятьсот девятнадцать человек. Две тысячи пятьсот девятнадцать нерассказанных историй, которым, в лучшем случае суждено стать цифрами в статистике. Целыми судьбами, сведёнными до сущего ничего. Мартин про них даже не вспомнит.

Да даже Феликс, у которого каждая из смертей прибавляет по ране на сердце, вряд ли сможет вспомнить каждого.

Теперь в этом списке ещё и двести пятнадцать Ванджина. Последний, двести шестнадцатый, был совсем маленьким представителем своего вида. Он не вплетал свой голос в общий стон своих родственников только потому, что вообще не понимал, что происходит. Кажется, что он даже не понял, как умер. Австер был безжалостен.

И даже этим убийством последнего представителя целого вида он не был сыт. А потому даже оно не было точкой, после которой закончится кровавое буйство. Верно, у людей и вовсе нет этой точки, которой можно было бы достигнуть и остановить насилие.

А потому и конца у этой истории не будет, как не бывает конца у любой истории, которая имела место быть в реальности.

Послесловие — Письмо к Йозефу

Привет, Йозеф!

Я знаю, что, верно, бессмысленно сочиняю это письмо. Ты всё равно его никогда не прочтёшь. Не только потому, что ты меня не вспомнишь, но и потому, что ныне мёртв. Тем не менее, подводя итоги того жуткого приключения, в которое мы ввязались много лет назад, мне бы хотелось сказать тебе пару слов на бумаге. Без этого, боюсь, я сойду с ума, как и те, в чью компанию я теперь вхож.

В общем-то нельзя сказать, что у меня всё ужасно. У Мартина был на меня план с самого начала. Не только как на оружие или маяк. Но и как на нового участника Внутреннего круга. Поэтому, по возвращении в наш мир, я прошёл ритуал посвящение. Знаю, что ты бы сам вряд ли такое одобрил. Я и сам долго противился.

Но мир изменился со смертью Ванджина, и выбора у меня больше не было. Как и планировал тилацин, с их уходом, все люди лишились животного облика и проклятий. Человечество разом оказалось исцелённым. Мы обратились в обычных, слабых лысых обезьян. Однако, не всё. Четырнадцать членов Внутреннего круга, включая меня, сохранили свои прошлые черты и силы. Сохранилась и власть над правительствами обычных людей.

К слову, никто из обычных людей даже не вспомнил, что когда-то существовали проклятые или все были зверьми. Мартин хорошо постарался, чтобы скрыть все упоминания о былом. И это оказалась мистификация ещё более масштабная, нежели та, которая повествовала об Иштване Великом.

Первое время было очень непривычно то, что я не мог показываться на людях, но Общество, с подачи моего покровителя, устроило для меня все условия, чтобы я мог чувствовать себя комфортно. А совсем недавно, мы ещё и выдумали сообщество людей в костюмах зверолюдей, среди которых могли бы безопасно появляться при особом желании побыть наравне с человеческой массой. В общем, можешь не переживать, пока я нахожу как себя развлекать. Хотя мне и жутко думать, что впереди ждёт вечность.

Пока ты был жив, я всё наблюдал за тобой и Марией. Вы хорошо устроились в старом доме твоей семьи в Забайкальском крае. И мне казалось, вы были даже счастливы вдвоём. Так что я был очень рад за вас. Хотя, конечно, мне пришлось постараться, чтобы ваш обошла и Большая Чистка, и новая война. Ты конечно ушёл на фронт, но я приложил все усилия, чтобы ты вернулся домой живым, к жене. Я чувствовал себя вашим ангелом хранителем, если честно.

Жаль, конечно, что у вас так и не было детей. Думаю, я мог бы оберегать и их. В любом случае, мне кажется, что вы оба прожили счастливую жизнь. От чего я вам даже немного завидую. Завидую я и тому, что душа твоя ушла в Альчеру, где должна будет переродиться. Мартин не позволит мне отправиться следом. Я