Шрифт:
Закладка:
— Использовать силу врага как его слабость,- задумчиво процедил Макиавелли. — Я помню тот Ливорно и «божьих детей», выращиваемых наследниками Савонаролы. Нас встретили в этом проклятом месте именно они. Зато сам бог постыдился участвовать в такой встрече. Кто-то внимательно читал ваш Кодекс Войны, Чезаре. И мои книги, особенно первые две. Это будет… непросто.
— Это будет ужасно, — аж передёрнуло Катарину. — Я читала о гашишинах, они просто не понимали, что такое смерть, считая её только шагом к вечному блаженству, которое испытывали, но которое было от того самого гашиша. И Ливорно, где без всякого опиума «божьи дети» и другие одурманенные словами Савонаролы и его последователей кидались на войска пришедших освобождать «Божье царство» от безумия с палками и бросались камнями. Им что, нужны тела?
— Много тел, — отозвался де Кордова. — Показать, что воины Креста есть дикие и безумные звери, убивающие всех, не щадящие ни женщин, ни детей, что пытались своими телами заслонить святыни всех «правоверных».
Циничный смешок, он мог принадлежать только одному из собравшихся, поскольку даже меня пронимала вся та жесть, в которую мы вот-вот должны были вляпаться. Должны, поскольку отступать — это однозначно проигрышный вариант. А так…шансы проскочить меж Сциллой и Харибдой таки да имелись и не столь малые, как сперва могло показаться.
— Последняя ставка проигравшегося игрока, — явно подводя для себя итоговую черту, сказал Макиавелли. — Султан с наследником понимают — им этого не простят. Вы, Борджиа, не простите. Это удар не только по репутации Крестовых походов. Новых, а не старых, которые следовали скорее Кодексу Бесчестия, если вспомнить про катаров. Они хотят измарать грязью Кодекс Войны, ведь вы его. Чезаре, вывели из тех, старых правил рыцарства, добавив много нового.
— Как мы и ожидали от графа Ливорнского, — пристально глядя на Макиавелли, вымолвил глава Ордена иоаннитов. Симпатии к ядовитому и опасному флорентийцу во взгляде обнаружиться в принципе не могло. Но понимание и готовность прислушиваться к словам признанного всей Европой мудреца… — Может и совет дадите тому и даже тем, кто многократно упомянут в ваших книгах?
Улыбка. Никколо и впрямь был первым и наиболее важным советником герцога Пьеро I Флорентийского. Да и большинство тут присутствующих были как минимум пару-тройку раз упомянуты в его уже трёх эпохальных и донельзя ядовитых трудах. Если уж даже знакомый мне с отроческих лет «Государь» здесь заметно отличался от «каноничного», то не существовавшие тогда и в проекте «Империя» и «Путь прогресса» вывели Флорентийского Змия на новый, ещё более высокий уровень описания европейской и общемировой политики. Так что да, посоветовать он мог, умел… порой даже практиковал.
— Кодекс Войны как альфа и омега того, что будет происходить в этом особенном Крестовом походе, — прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, начал вещать умудрённый жизнью и собственным до пределов развитым разумом циник. — Мекка. Город-символ для всех мусульман, её нельзя рушить и оставлять следы боле значимые, чем несколько проломов в стенах и сбитые орудия на них же. Никаких бомб и ракет, только аккуратные, как нож в руках хирурга, действия. Цель — унижение мусульманского мира и как его апофеоз отнятие зримого и легкого при переносе символа, Чёрного камня?
— Истинно так, Никколо.
— Не сомневался в этом… государь, — и особые интонации. Дескать, государь тот, который описан в моей книге, но не мой личный. Хотя… тут же тень намёка на то, что в будущем дела могут и иначе обернуться. Хитёр и очень, очень опасен, что ни разу не секрет, с самого начала знал, что это за человек. — Кодекс можно и нужно сохранить, он — тот груз на чаше весов, что не даёт деяниям государей, королевств и империй, укрепившихся Крестовыми походами и поддерживаемыми Конкистой в Новом Свете и землях индийских рухнуть обратно, в пучину раздоров и междоусобиц. И вот уже третий для многих тут собравшихся поход Креста позволит Римскому Престолу окончательно показать Авиньонскому… Очень многое показать, как и тому королю, кто поддерживает сидящего там. Как и тем, кто лавирует между двух островов, до конца не решив, куда именно причалить и стоит ли причаливать вообще. Но!
— И в этих самых «но» заключены, как правило, разные сложности.
— Как и во многих книгах, где лишь мудрец сумеет прочитать заложенное между строк, скрытое под внешним, очевидным для всех слоем, — витийствовал флорентиец, оседлавший любимого «коня», а к тому же имеющий подобающую его разуму аудиторию. Аккурат тех самых «государей», для которых, по большому счету, и писались его книги, первые две так точно. Как уже достигших власти, так и для тех, кто лишь стремился к ней. Макиавелли, больше и добавить то нечего. — Вам предстоит выполнить парадоксальную задачу — беря штурмом город, защищать его, оказавшись внутри.
Легкое непонимание собравшихся, мой тяжёлый вздох, ведь Флорентийский Змий озвучил то, что можно было представить. Зато Катарина Сфорца, усилием разума таки да проникшая в извилистые мысли Макиавелли, вымолвила:
— Возможно, защищать не «его», а «их»? Тех, кого Кодекс Войны не велит убивать без крайней нужды. Только тут их и в крайней нужде придётся не убивать, а… Оглушать, ранить, но чтобы ещё и не покалечить.
— Львица Романии умеет достойно уподобиться тому зверю, в честь которого получила прозвание. Сила и разум, дополненные опытом и умением разгадывать загадки врагов, — слегка смягчившийся голос графа Ливорнского вновь принял прежние нотки. — Не просто не убивать, не калечить. Пленять, не давать причинять вреда не только «неверным», но и «правоверным» и даже самим себе. Гашишинов могли направить на самые странные действия, у которых цель не обычна — не защитить священный для магометан город и зримые святыни, поскольку это невозможно при явном неравенстве сил. Цель другая — мученичество, смерть во имя Аллаха. Мученичество, которое укрепит не Мамлюкский султанат уже, а просто всех магометан, где бы они ни были. И особенно вознесёт Защитника Веры, который хоть и не сможет выполнить своё назначение Защитника Мекки и Медины, но станет… Название неважно, важна опасность. Будущая. Спустя годы или десятки лет.
— И для предотвращения подобного понадобятся куда большие потери среди войск, чем того хотелось бы. Чем те, которые считаются нами приемлемыми,
