Шрифт:
Закладка:
— Хорошо ты кормил меня, Сосруко, вовремя поил, но самым лучшим показался мне последний кусок мяса, самым вкусным — последний глоток крови.
— Спасибо тебе, мать-орлица, — промолвил в ответ Сосруко. — Я сделал все, что мог, ибо стремился туда, где моя воля, а воля моя там, где я родился.
— Попробуй-ка шагнуть, — посоветовала орлица. — Не разучился ли ты ходить по родной земле.
Сосруко, сильно хромая, с трудом сделал два шага. Орлица увидела, что бедро его ранено, что из бедра течет кровь, и догадалась, откуда взялись последний кусок мяса для нее, последний глоток крови. Она припала к бедру Сосруко, ласково прикоснулась к нему несколько раз клювом, и бедро его зажило, стало крепким, раны как не бывало.
— И тебе пора домой, и мне пора домой, — сказала мать-орлица. — Без ноши полечу быстро, вернусь в гнездо скоро.
Орлица опустилась в пропасть, полетела вниз, в подземный мир, к своим птенцам. Сосруко сел на Тхожея и направил коня в родное селение, и Луна озаряла его путь.
Каким чудом показалась нарту родная, с детства ему знакомая кавказская земля! «Есть жизнь и на морском дне, и в подземном мире, — думал он, — но нет мне жизни без Кавказа!» Он увидел хребты гор в белых папахах, увидел пихты, и эти деревья, как копьеносцы, вонзали свои копья в небесную высь, он увидел озеро, неподвижно голубевшее в каменной чаше, он увидел целые державы облаков, парящие над лугами и лесами! Все это увидел Сосруко словно впервые, и удивился молодой нарт живой красоте земли. Луна тоже с удивлением смотрела на сына своей дочери, и так велико было ее удивление, что запечатлелся на ней образ всадника на коне, как некогда запечатлелся на камне образ дитяти. Вы, внимающие нашей повести, не раз, конечно, видели на Луне какие-то тени. Поднимитесь на вершину Кавказа в лунную ночь, посмотрите внимательней: на Луне запечатлен образ Сосруко верхом на коне.
Тайна Сосруко
Процветала в горах Страна Нартов. Каждый нарт был равен другому нарту, и дыхание воли делало жителей этой страны могучими и добрыми. В довольстве и счастье жили Сосруко и Адиюх, Сильнорукий и Светлорукая.
Однажды знаменитый нарт, именуемый повсюду опорой добра, оседлал Тхожея, чтобы отправиться в путь неблизкий, но нетрудный. Некий чинт, его кунак, пригласил Сосруко на пир в честь праздника Весны. Когда Сосруко вдел ногу в стремя, прибыла в его дом Сатаней. Не старилась дочь Солнца и Луны, среди бурного движения лет она оставалась такой же молодой и красивой, как в тот день, когда она впервые пришла в Страну Нартов. В постоянстве ее молодости было постоянство цветения земли, постоянство зерен и всходов. Но в ее всегда сияющих глазах теперь темнела тревога. Сатаней сказала:
— Не уезжай сегодня, сынок. Мой золотой перстень стал цвета крови. Это Твой путь отражается в перстне кровавой полосой, твои окровавленные доспехи отражаются в перстне. Не уезжай сегодня. Если поедешь, тебе не миновать беды.
— Ну что же, так и быть, жизнь дается нам не навеки, — ответил матери, улыбаясь, Рожденный из камня. — Но сама посуди, откуда может прийти беда? Нет у меня врагов. Одноглазые истреблены все до одного, с племенами чинтов у нас мир и согласие, а нарты мне братья.
— Все ли нарты братья тебе? Вспомни, сколько зла причинили тебе пятеро завистников! Но я знаю, мой мальчик, — продолжала свою речь Сатаней, — раз ты решился на что-нибудь, то будешь стоять на своем. Об одном прошу тебя: если увидишь на дороге находку, не подбирай. Даже если моя голова, сын мой, будет валяться в пыли, не поднимай ее, заклинаю тебя!
— Почему же я не должен ничего подбирать на дороге?
— Потому что в кровавом блеске моего перстня я различаю какие-то предметы.
— Все это, мать, пустые сны. Не бойся, я вернусь домой целым и невредимым.
— Не пустые это сны, возлюбленный мой, — вмешалась в разговор Адиюх. — Послушайся вещих слов матери, не уезжай сегодня.
Многое знал Сосруко, но не знал он, что предчувствие матери и жены сильней уверенности мужчины, и ускакал на своем Тхожее.
Долго ехал, и вот увидел посреди дороги высокое плодовое дерево. У подножия дерева простые сыромятные чувяки вели борьбу с нарядными чувяками из сафьяновой кожи. Сыромятные чувяки рвались к вершине дерева, а сафьяновые их не пускали. Едва лишь сыромятные вырывались к плодам и листьям, сафьяновые их догоняли и стаскивали вниз. И вот что удивительно: добирались до вершины дерева сафьяновые — листья начинали опадать, плоды сохнуть. А если хоть одному из сыромятных чувяков удавалось добраться до вершины дерева, оно снова расцветало. Пораженный Сосруко приблизился к дереву и рукоятью плетки разбросал чувяки в разные стороны, но чувяки сошлись опять и продолжали свою яростную борьбу.
Сосруко поехал дальше. Долго он думал об этом чуде, пока не увидел другое, не менее удивительное. Он увидел на дороге две старые кадки. Одна была полна светлой хмельной браги, которая переливалась через край, другая кадка была пустая, и кружилась она вокруг кадки, наполненной хмельной брагой. Кружилась, вертелась, переворачивалась, нагибалась к кадке, а та стояла неподвижно, как будто не замечала пустой кадки. Сосруко поднял полную кадку и опрокинул ее над пустой, но ни одна капля хмельной браги не вылилась из полной кадки в пустую.
Сосруко поехал дальше, пораженный этим чудом, но вскоре набрел на новое чудо, не менее удивительное. Он увидел веревку. То она растягивалась во всю длину, то завязывалась в узел. Когда Сосруко приблизился к ней, веревка растянулась, преграждая всаднику путь, но как только нарт поехал дальше, веревка опять завязалась узлом. Сосруко наклонился с седла, схватил веревку за конец и потащил за собою, а потом бросил. Веревка снова завязалась узлом и легла перед Сосруко.
Долго думал Рожденный из камня об этом чуде, пока не увидел новое чудо, не менее удивительное. На дороге он услышал громкий лай. Около кизилового куста лежала старая собака и спала. Кто же лаял? Лаял еще не родившийся щенок, лежавший в утробе матери. Всадник наклонился с коня,
