— Можно войти? — спрашивает мама.

— Ты и так уже вошла, — пожимает плечами Лео. От маминой улыбки на душе становится чуточку теплее.

Мама проходит в комнату и садится на краешек кровати рядом с Денвером. Пес меняет позу и, не разлепляя глаз, тяжко вздыхает, точно недоволен всем человечеством сразу. Лео его понимает.

— Я только что разговаривала с твоим папой, — сообщает мама.

— Я так и подумала.

Мама берет паузу, потом решает пропустить реплику Лео мимо ушей.

— Твоя школьная консультантка звонила и ему, и мне. Она немного беспокоится насчет тебя.

— Ну, а я немного беспокоюсь насчет нее.

— Лео. — Мама произносит это с тем же тихим, плохо сдерживаемым раздражением, которое сквозило в ее голосе несколько минут назад в гостиной.

Лео закатывает глаза.

— Она хотела, чтобы я рассказала ей о своих чувствах, а я ответила: нет уж, спасибо. Я не грубила. — Делая это уточнение, Лео нарочно не смотрит на маму. — Я едва знаю эту женщину! Ну вот ты в моем возрасте стала бы обсуждать свои чувства со школьным консультантом?

— Ни за что, — отвечает мама, и напряжение превращается в нежность. Точно так же она смотрела на Нину всякий раз, когда та закатывала истерику. На секунду Лео кажется, что все по-прежнему, что сейчас, глядя на Лео, мама выразительно закатит глаза, точно говоря: «Мы же с тобой против лишних эмоций, верно?», но в следующее мгновение мама убирает с лица Лео прядь волос, и мимолетное ощущение рассеивается. В маминых глазах Лео видит печаль, и ее плечи поникают. — Хотя кое-что интересное она все же сказала. Она упомянула, что в прошлом месяце ты написала очень красивую речь для школьной церемонии в память о Нине.

Лео передергивает: ей неприятно, что взрослые копаются в ее жизни, словно стервятники, клюющие мертвое животное.

— Как мило с ее стороны.

— Позволишь прочесть?

— Запретить я тебе не могу.

— Лео, я не буду читать, если ты не хочешь. Я не… — Мама переводит дух, затем продолжает: — Я знаю, что вы с Ниной были очень близки. Я пойму, если тебе не захочется делиться со мной самым личным.

— Все нормально, — говорит Лео. А может, нет? — запоздало спохватывается она. — Я тебе сброшу. Но только тебе. Не пересылай тете Келли или кому-то еще.

— Что ты, ни в коем случае. — Мама протягивает руку к Денверу, и тот охотно подставляет мохнатый животик. — На выходных не собираешься встретиться с подружками? Погулять?

Поразительно, до какой степени заблуждаются родители, считая, что действуют тонко и деликатно. Просто поразительно.

— Ну… да, возможно, — отвечает Лео. — Помнишь ту девочку, Мэдисон? Мы в прошлом году были в одной группе по английскому.

— Чудесно! — восклицает мама, и Лео охватывают печаль и одновременно чувство вины, как будто мама даже не надеялась, что у нее на самом деле могут быть планы, и тут такой приятный сюрприз. — Если что-то нужно, говори, не стесняйся. Например, отвезти тебя куда-нибудь. — Мама встает, целует Лео в макушку, потом до кучи чмокает в лоб Денвера.

— Мам?

— А?

— Ты сама-то как?

Мама замирает в дверях, спиной к Лео, и Лео замечает крохотную судорогу, пробежавшую по ее позвоночнику. Лео страшно от той быстроты, с которой родители превращаются из ее родителей просто в людей, измученных болью, и от своей способности за долю секунды вызвать это превращение одним вопросом.

— Не волнуйся обо мне, милая, — говорит мама, встав вполоборота. — Я держусь. Отбой в одиннадцать, договорились?

Лео кивает, дожидается, пока щелкнет дверной замок, потом тянется за телефоном. Нужно составить кое-какие планы на субботу.

В средней школе Лео и Мэдисон сидели за одной партой, но в начале девятого класса разошлись по разным группам. В этом учебном году Мэдисон несколько раз махала ей при встрече, крепко прижимая к груди стопку учебников, и по-прежнему улыбалась, поэтому Лео тоже отвечала улыбкой и взмахом руки, как будто ничего не случилось.

«ОМГ ЛЕО!!! Привеееет! — почти через час отвечает Мэдисон. Формально Лео уже полагается спать, но она читает сообщения в телефоне, с головой накрывшись одеялом. — Как делишки?»

И что, черт побери, Лео должна на это ответить? «В порядке», — набирает она, однако телефон в руке наливается свинцовой тяжестью. Лео отправляет несколько смайликов, пишет какие-то правильные (в кавычках) слова, после задает вопрос: «Может, на выходных где-нибудь потусуемся?»

Как убого это выглядит, просто жуть. Лео краснеет от стыда, пускай даже одна и в темноте. Три точки, означающие, что собеседник набирает ответ, долго пульсируют, потом исчезают и появляются снова.

«Конечно!! Не против, если мы возьмем с собой Оливию и Софию? Они клевые!»

А, понятно, Мэдисон нужно подкрепление. Что ж, на ее месте Лео поступила бы так же. Рыбак рыбака видит издалека. «Я только за!»

«Супер! Кофейня или кино? Завтра в школе обсудим».

«Ок, круто!» Интересно, в какой момент Лео стала напоминать себе чирлидершу, не замечающую, что ее команда проигрывает?

Несколько минут спустя она сует телефон под подушку и смотрит в окно. Из него почти можно разглядеть созвездия, которые медленно кружат, кружат и кружат в небе.

7 октября. 51 день после аварии

На большой перемене, когда Лео доедает свой ланч, кто-то легонько похлопывает ее по плечу. Она поднимает глаза: это миссис Маршалл, школьный консультант по обучению и личным вопросам.

Нина сильно ее недолюбливала. «Вся такая бежевенькая, — говорила она всякий раз, стоило родителям предложить ей обсудить с миссис Маршалл предстоящее поступление в колледж или заявку на стипендию. — Спасибо, как-нибудь без нее разберусь».

Лео вспоминает слова сестры, глядя на миссис Маршалл, на которой и вправду надеты бежевый свитер и льняные брюки цвета овсянки. Нина порой бывала резковата, зато все всегда подмечала в точку.

— Здравствуй, Лео. — Дружелюбная улыбка миссис Маршалл не вызывает у Лео приязни и лишь навевает тоску. Взрослые уже больше месяца улыбаются ей именно так — во весь рот, демонстрируя зубы, — в