Я обогнул дом с тыльной стороны. Здесь было сыро и прохладно. На низенький деревянный забор, отделяющий двор проповедника от Рамилкиного, навалилась хна. Под ее тяжестью забор прогнулся и в некоторых местах завалился. Я протиснулся через узкий проход между забором и домом и вышел на задний двор.

Сказать, что Рамилка меня испугал, все равно что не сказать ничего. Но, когда я увидел его под кустами шиповника, в голове была только одна мысль: ночь не прошла бесследно… Рамилка сидел, поджав ноги, а на его коленях лежал пес. Пес не дышал. Стеклянные глаза смотрели вбок, язык вывалился, из приоткрытого рта стекала вязкая слюна. Рамилка поднял голову, глянул на меня и еще крепче прижал собаку к груди.

Я ахнул.

— Отравили?

Рамилка отрицательно помотал головой.

— Я нашел его не здесь, — ответил он.

Мальчишка сидел и гладил собаку по плотной шерсти. В эту трогательную минуту мне казалось, что пес не умер, а просто крепко спит. Рамилка прижимал его к себе, и только кровь, запекшаяся под его носом, да застывшие навечно глаза, говорили, что собаке плохо.

— Ты должен это увидеть, — Рамилка встал, аккуратно положил собаку под шиповник и двинулся в сторону огорода.

Он не спешил, и мне казалось, что на его плечи давил не только груз утраты. Было нечто такое, что сидело в его душе.

Он обошел задний двор и свернул к туалету. За туалетом располагался навес, где его семья хранила огородный инвентарь. Сейчас весь инвентарь был выволочен из-под навеса и свален на забор. В том месте я увидел огромное кровяное пятно.

— Его закололи, — промолвил Рамилка. — Закололи и выпустили всю кровь, как из туши теленка.

Он повернулся ко мне, посмотрел так, словно умолял вернуть вчерашний день. Я почувствовал, как мной овладевает дрожь, и на лицо накидывается чудовищная белизна.

— Мне не по себе, Дэн, — сказал Рамилка. — Вторую ночь я чувствую, что за мной кто-то ходит. Вчера я весь вечер провел с собакой, и те часы были последними, когда я никого не боялся.

Под его глазами висели мешки. Выглядел он, как воскресший труп.

— Ты поможешь мне похоронить его?

Он больше ничего не сказал. Взял лопату и пошел на огород. Я взял вторую лопату и скинул рубашку. Беседу о Сабине пришлось отложить на другой час. Я не собирался тянуть до вечера. Наказание мамы не истекло, и я по-прежнему не выходил на улицу и не гулял с друзьями после уроков. Общение сокращалось до минимума, и у меня оставалось мало шансов поговорить с Рамилкой наедине.

В школе никаких чудес не произошло. На уроках мы сидели молча, потому что никто не сделал домашнее задание, да и исправить оценки было уже не так просто. Тройки в четвертях — стабильные баллы для таких, как мы. Родители Рамилки вообще не били по этому поводу тревоги, а сам Рамилка хотел побыстрее уйти из школы, доучиться где-нибудь на кого-нибудь и раскручивать свое дело. Он мечтал построить магазин, завести свиней и продавать беспошлинное мясо. План на жизнь имелся, оставалось найти деньги на магазин и свиней. Но об этом Рамилка пока не думал.

Последним уроком была физкультура. Я забыл форму и просидел сорок минут на лавке, наблюдая, как одноклассников учат играть в баскетбол. В нашем классе набирала ход традиция прогуливать физкультуру, если урок был последним, поэтому в баскетбол играли от силы шесть-семь человек вместе с девочками. Рамилка был самым высоким в классе и в баскетбол играл лучше, чем в футбол. Девочки рвались в его команду так яро, будто он платил им деньги. Наблюдая за ними со стороны, я подумал, что эта так называемая игра, скорее, напоминала шоу «Кто круче». Девочки играли, стараясь не обломать ногти, мальчики изображали быков, а мяч, если и попадал в кольцо, то либо от рук Рамилки, либо по невероятному стечению обстоятельств. После баскетбола Рамилка посвежел. Утро исчезло из его памяти. Я понял, что момент настал, и выловил его у раздевалки.

— Я не знаю, где нож! — выкрикнул он. — Но думаю, что он у Волдыря. Если ты не веришь мне, можешь сам подойти к нему и спросить!

Говорил он довольно агрессивно и грубо. Он едва не нависал надо мной, и, наверное, если бы наша разница в возрасте была бы большой, он бы так и сделал.

— С той историей покончено! Деда нашли в его кровати и его уже похоронили!

— Откуда ты знаешь?

— Я спрашивал у отца! — его бросило в дрожь. — Я спросил, почему так давно не видно нашего соседа. С проповедником никто из моей семьи не общался, но мои родители всегда с ним здоровались. Поэтому я и спросил. А отец ответил, что он умер. Я спросил, когда, и как об этом узнали. Отец сказал, что видел, как к дому подъезжала машина. Из машины вышли двое мужчин, одетых в черные костюмы. Он еще сравнил их с евреями. Делу конец, Дэн. Они забрали тело. Дом скоро продадут. Все кончено.

— Я тебе не верю.

— И что мне нужно сделать?! Выкопать его из могилы?!

— Я этого не предлагал.

— Хорошо, — Рамилка вдруг успокоился и даже слегка улыбнулся. — Хорошо. Хочу признаться тебе кое в чем. В тот момент, когда Волдырь отобрал у меня нож, я страшно боялся, что он меня изобьет. Я отдал ему нож без малейшего сожаления, но уже под конец перемены страх улегся, и я ощутил странную потребность вернуть свою находку. Не знаю, как это объяснить, и ты, наверное, вряд ли поймешь, но в первый же день меня начало ломать.

Он показал мне свои кулаки.

— Ломать, как наркомана! Я лишился сна. Мне чудилось, будто я стою на пороге того дома и вижу, как топка печи открывается и оттуда выползает дед. Старый, весь в ожогах, в обугленной одежде. Выползает из печи и орет мне: «Где он??!» Он не называл, что именно, но я понимал это глубиной разума. И в тот день, когда мы заключили соглашение, я не выдержал и пошел к Волдырю домой.

— Не может быть!!!

— Да, я пошел к Волдырю и взял с собой восемьдесят семь рублей. Все деньги, что я насобирал,