— А мне можно на прием? — активистка по прозвищу Кандибобер, похоже, решила испортить момент. — У меня тоже много вопросов! Один… один главный вопрос.

— Всему свое время, Аэлита Ивановна, — в глазах Краюхина я прочитал боль, но держался он при этом молодцом. — Давайте мы сначала хотя бы доклад ваш послушаем, чтобы было o чем говорить.

Старушку-экозащитницу такой вариант устроил, и она тут же прекратила едва начавшийся балаган в собственном исполнении.

— Переходим к следующему выступлению, — объявил, между тем, Котенок.

Сегодня он был особенно взвинчен, хотя держался нарочито спокойно. Сидит на своем стуле прямой как палка, нет-нет да бросает колючие взгляды на партийных начальников. Желает высказаться? Или просто напрягается в их присутствии? Как бы то ни было, я внимательно наблюдал за ним c тех самых пор, как мы зашли в малый зал и открыли заседание. Не знаю, быть может, я сейчас дую на воду, и все дело в недавней драке. Или в хиппующей красотке Фаине. А может, и в том, и в другом одновременно. Ладно, просто понаблюдаю.

У Варсонофия, выступившего следом, на сей раз все складывалось гораздо хуже, особенно после того, как сам первый секретарь райкома назначил ему личный прием. Священник вновь попытался оседлать тему разрушения храмов, но Жеребкин довольно дипломатично снял все возражения законом об охране памятников истории и культуры, принятым чуть больше десяти лет назад — в семьдесят шестом. Затем священника закидали вопросами, связанными co светскостью государства, и тут перевес оказался на стороне союзников Жеребкина. Отец Варсонофий хмурился, тер лоб, но потом решительно поджал губы, и я невольно улыбнулся. А зацепило священника, уверен, к следующему разу он тоже будет лучше готовиться, постаравшись найти новые аргументы. А там… Не хотелось мечтать просто так, но вольно или невольно я думал: a что, если в итоге они договорятся? Услышат друг друга и найдут компромисс… Жеребкин и Варсонофий — возможно ли это?

— Идем дальше, — объявил я, когда дебаты закончились. — Ваше слово, товарищ Котиков.

[1] Павел Постышев — член ЦК ВКП(б), партийный пропагандист и публицист. Был одним из организаторов политических репрессий в 1937–38 годах. При этом сам же в 1938-м потерял все посты, a в 1939-м — расстрелян.

P. s. Пока идут праздники, можно почитать другие наши серии. Или, если вы еще этого не сделали, познакомиться c нашей «черной жемчужиной» — мистическим детективом в антураже СССР. Город Андроповск, 80-e годы, знакомые имена и фамилии… А еще таинственные исчезновения, погони и расследования. Уверены, вам понравится!

Тайна черной «Волги» — https://author.today/work/201141

На черной-черной улице… — https://author.today/work/261245

Глава 25

— У нас очень много говорилось o деградации русской архитектурной школы, — комсомольский поэт Котиков от волнения раскраснелся. — Мол, после старта массового типового строительства наши города потеряли свой облик. Но давайте поговорим o советском архитектурном модернизме. Если кто-то из вас бывал на Домбае, то наверняка видел гостиницу в форме летающей тарелки. Это на горе Мусса-Ачитара, больше двух километров над уровнем моря. Построили ee в шестьдесят девятом году, как раз в самый разгар типового строительства. Или вот, например, Омский музыкальный театр. Год постройки — восемьдесят первый, совсем недавно. И тоже ни разу не панельная коробка. Я даже вот, принес…

Вася Котиков достал из портфеля листок бумаги и показал нарисованный на нем силуэт здания. А я подумал — в будущем бы ему не пришлось это все вычерчивать самому или просить кого-то. Достаточно было бы распечатать фотографию из интернета. Эх, двадцать первый век! Какую ламповую теплоту растерял ты!

— Посмотрите, его называют трамплином, a вообще, по задумке, он должен c одного ракурса напоминать парус, c другого же — концертный рояль…

Мой знакомый комсомольский поэт, он же автор песенных текстов рок-группы, упоенно продолжал рассказывать o советской архитектуре, демонстрируя картинки на календарях, в журналах и в толстенных книгах. Не поленился ведь, нашел где-то. А чего не нашлось — опять же нарисовал. Даже московские «дома-кольца» Евгения Стамо[1] приберег напоследок, когда его попытались атаковать встречными вопросами и возражениями.

Придирчивей всех, как я и предполагал, оказался краевед Якименко — ярый поборник старинной архитектуры и знаток городского благоустройства. Именно он ведь потом, в двадцать первом веке, станет одним из самых авторитетных специалистов в этой области. Якименко ведь даже будет работать в Центре развития экономики малых городов и станет одним из авторов туристического кода Любгорода. И именно в этом начинании я ему c удовольствием помогу. В меру, конечно же…

— Все это хорошо, — вежливо говорил Якименко. — Вот только вы, дорогой коллега, говорите o специализированных зданиях. Институтах, гостиницах, современных театрах. Но жилые дома — увы, здесь у вас огромный пробел. Да, где-то есть любопытные образцы… Однако не у нас, в Любгороде… простите, Андроповске.

— Но как же советский конструктивизм? — Вася Котиков, по его мнению, выложил козырь, вот только c Якименко, даже молодым, ему было сложно тягаться.

— Советский конструктивизм, Василий, — благодушно возразил краевед, — закончился к середине тридцатых. И потом еще пару десятилетий господствовал сталинский ампир. Но уже в оттепельные времена, когда началось то самое типовое строительство, все значительно упростилось. И дома-кольца Евгения Стамо, o которых вы говорили, не более чем любопытный прецедент. Нельзя в этом ключе говорить обо всей советской жилой архитектуре.

— И что вы предлагаете? — попросив разрешения задать вопрос, вступился за соратника-комсомольца Жеребкин. — Восстановить все купеческие дома и церквушки на каждом углу?

— Наверное, где-то это и было бы уместно, — пожал плечами Якименко. — Но мы, извините, не можем, снеся старый дом, где жил купец Мокрицкий, построить новый дом, где он жил. Это абсурдно и во всех отношениях лишено смысла.

— Тогда o чем речь? — усмехнулся Жеребкин. — Снова плачем по утраченному?

Вот все-таки до чего он невыдержанный. Так хорошо себя поставил в самом начале, a тут вдруг опять перешел на сомнительные аргументы. Нет, за Жеребкиным тоже нужен глаз да глаз.

— Зачем? — краеведа, казалось, ничего не могло вывести из себя. — Просто теперь нужно остановиться, не разрушать, a законсервировать уцелевшее, по возможности восстановить. И дальнейшую застройку Андроповска вести цивилизованно, a не по-варварски, вырубая целые кварталы.

— Так мы обсуждаем будущее или прошлое? — задал неожиданный встречный вопрос Котиков. — Если будущее, то лично я совсем не против сохранять отдельные объекты. Не кварталы,