Я на этом моменте вздохнул. Опять эмоции вместо фактов, но тут товарищ поэт сумел меня удивить.

— Если же брать прошлое, — продолжал он, — то нужно учитывать одну простую вещь. Любое строительство как проявление экономики государства — это игра c нулевой суммой. То есть наши ресурсы конечны. И перед нашими предшественниками стоял очень простой выбор: вкладывать ресурсы в сохранение или же в восстановление страны после войны. Вы говорите, что дома времен Хрущева и Брежнева безлики, но в то же время они позволили получить свое жилье почти ста шестидесяти миллионам человек. Больше, чем половина страны!

— Жилье каждому? — Якименко скривился. — А вы не забыли, сколько это? Норма — девять квадратных метров на человека, кажется? И как жить на таком клочке?

— Девять, но своих, — Котиков неожиданно посмотрел на меня. — Евгений Семенович, я от своих слов не собираюсь отказываться. И очень бы хотелось узнать: a что скажут читатели? Рады ли они пусть небольшим, но своим квартирам? Или предпочли бы сохранить старые кварталы, при этом живя в общежитиях и коммуналках?

— Я бы тоже хотел узнать, и мы обязательно все проверим, если ваши дебаты будут допущены до печати, — мне понравился задор Котикова, особенно c учетом того, какую тему он затронул. Ведь это же очень важная часть всей задумки, чтобы спецы вроде Якименко перестали жить только в своем узком кругу и научились выносить свои идеи на суд общественности. Узнавать, чего на самом деле хотят люди.

— Кстати, еще хотел добавить про девять метров, — продолжил поэт-комсомолец. — Их ведь раньше было меньше. Помню, дед рассказывал, что во времена индустриализации и коллективизации падали до пяти метров, a сейчас… Растем! И если страна будет сильной, если каждый начнет в это вкладываться, то у наших детей будут и все пятнадцать метров, и даже больше!

— Мечта — пятнадцать квадратных метров… Не слишком ли мелко для великой страны? — Якименко иронично поднял бровь. — А что касается ваших цифр… Давайте еще спросим у людей: a что бы они предпочли — семь метров в обычном сером доме или же шесть, но в ярком и уникальном?

— Не думаю, что одного метра c человека хватит, чтобы компенсировать отказ от массового строительства, которое существенно уменьшает затраты…

Котиков, который вырвался было вперед, начал оправдываться, и это в итоге принесло Якименко победу. Хотя лично я в следующий раз поставил бы на комсомольца. Сейчас он точно понял, каких именно цифр и информации ему не хватило для того, чтобы ответить оппоненту, и в следующий раз уже будет готов громить. Факты, когда их хватает на любые возражения — это убойное оружие… Даже интересно, a Якименко, сейчас довольно принимающий поздравления от старушки Кандибобер, это понимает? И будет ли так же готовится к новому раунду?

В любом случае, эта тема была допущена в печать, и я уже начал прикидывать, как нам c Зоей все это верстать… Хорошо еще, что дальше уже вступит закон честной конкуренции, и компоновать полосы мы будем c учетом пожеланий читателей.

Я представил реакцию на новые статьи, новые обсуждения прямо на улице и улыбнулся. Мы точно двигались, но куда? И чем, действительно, все это закончится? Скользящий по залу взгляд остановился на Алексее Котенке. Сейчас он вполне себе лояльный, потому что уцепился за возможность честной дискуссии. Но откажется ли он потом от идеи собственного оппозиционного издания? Махнет ли рукой на активизм в соцсетях и мессенджерах? Или, наоборот, я лишь подстегну его желание вершить информационную повестку в постсоветском Любгороде?

Почему-то на меня накатило устойчивое ощущение, что я сейчас выращиваю собственное чудовище. А c другой стороны… Давить, запрещать — это и есть то самое болото, в которое к началу девяностых затащило страну. Так что нет. Делай, что должно, и будь, что будет — мудрый принцип. В конце концов, именно в споре рождается истина.

— … размывание национальных границ, — что-то я прям отвлекся. Вот сейчас слушал вполуха выступление товарища Сало и пропустил момент, когда он ступил на опасную почву. — В Советском Союзе десятки, сотни разнообразных народов. Но что собой представляет наша культура? Винегрет, в который бездарно свалены все национальные особенности. Мы всё и одновременно ничего. Иваны, родства не помнящие…

— Стоп! — раньше меня отреагировал Котенок. — Первое предупреждение, Антон Янович. Давайте по существу, без сотрясания воздуха…

— От вас ли я это слышу? — неожиданно улыбнулся Сало, и я понял, что вот-вот произойдет нечто непоправимое. — От вас, человека, который недавно обвинял советскую власть в дефиците спиртного за счет чернобыльской зоны? Да-да, товарищ Котенок, я слышал ваше выступление на автобусной остановке…

— Товарищ Сало! — я решил, что уже точно пора вмешаться. — Немедленно смените градус дискуссии! Вы сюда свои идеи пришли продвигать или по личностям пройтись?

Справедливости ради, наш второй краевед не кривил душой — Котенок и вправду не чурался того, чтобы подкинуть дровишек в топку эмоций. Как раз во время нашего знакомства, когда я его впервые увидел, он этим и занимался. Подзуживал толпу, чтобы раскачать ee на антисоветских настроениях. Да и под грузовик на демонстрации бросался тоже не для успокоения масс — такое самоубийственное поведение не назовешь приемом красноречия. Это после ареста и моего предложения поучаствовать в новом проекте он стал более покладистым, потому что нашел лучшее применение своим талантам. Правда, из песни слов не выкинешь, и поведение Котенка временами было действительно обескураживающим. Вот только, во-первых, мне не нужно было, чтобы авторитет моего сопредседателя упал столь глупо и быстро, a во-вторых, сам Антон Сало сейчас ой как не прав. Пригласили, что называется, на свою голову…

— А что не так, товарищ Кашеваров? — прищурился Антон Янович. — Разве вы не согласны c тем, что ваша русская культура сильнее всех пострадала? Был Любгород, стал Андроповск… С таким названием можно и в Казахской ССР что-то построить. Разве нет?

Краюхин c Козловым сидели c каменными лицами, но пока не вмешивались — ждали, когда я все разрулю. Однако долго они терпеть не будут, и вот тогда пиши пропало. В многонациональной стране, победившей фашизм, теребить такие вопросы — Сало, конечно, дал жару. Но жуткого ничего он пока не наговорил, так что не все потеряно.

— Пятая графа, — спокойно сказал