Я развернулся и беспардонно сгреб в охапку Сеславинского c Кандибобер — из всех «клубистов» они были самыми слабыми. Оттеснил их к ближайшей милицейской машине, тут же откуда ни возьмись появились Котиков и Сашка Леутин. С ними был и Жеребкин, непонимающе крутивший головой в попытке понять, что тут происходит.

Милиционеры уже кого-то вели к «луноходам» — по-видимому, наиболее буйных. Кто-то гремел в мегафон, призывая дерущихся остановиться. Примчалась первая «скорая», врачи приняли человека c разбитым лицом. Хорошо, что Зоя и Громыхина остались в машине c Севой — мелькнуло в моей голове.

Из толпы вынырнул Котенок, держащий за плечи перепуганную девчонку в широченных расклешенных брюках — «море разливанное», вспомнилось из услышанного когда-то жаргона хиппи. Обычные распоротые джинсы co вставками из разноцветной ткани. Сумка через плечо из коричневой потертой замши, пестрая куртка c явно самостоятельно нашитой бахромой a-ля американский индеец. И копна соломенных волос под вязаной шапкой co скандинавским орнаментом.

— Совсем из ума выжили, — процедил Котенок сквозь зубы. — Девушек бьют.

— Кто? — спросил я, параллельно организуя отход еще нескольких женщин, девушек и старушек, выбежавших из толпы.

Молодец, гражданин диссидент, думал я одновременно. Недооценил я тебя, Алексей, недооценил. Думал ведь, что ты в драку полез, a ты слабого защитить бросился. Век живи — век учись жить. И разбираться в людях.

Массовая драка, разгоревшаяся было на площади перед дворцом культуры, очень быстро стихла. Милиции стоило лишь скрутить нескольких человек, и остальные моментально разобрались в ситуации. Все-таки это были обычные советские люди — рабочие, учителя, медики, пенсионеры и скучающие студенты. И они явно не горели желанием идти друг на друга стенка на стенку.

Но кто-то очень хотел, чтобы было именно так. Чтобы собрание любопытных превратилось в побоище, желательно c национальным уклоном — русские c татарами, прибалты c евреями и так далее. А еще заодно чтобы на религиозной почве. Теперь нет никаких сомнений: тот случай возле редакции не был случайностью. Вот только кому нужно внести этот страшный раздрай в мирный советский Андроповск?

Ответ загорелся перед глазами яркой неоновой вывеской: тому, c кем я сражаюсь на страницах обеих газет. Создателям и организаторам «Правдоруба». Тем, кому я перешел дорогу, создав площадку, где можно высказываться без страха и необходимости скрывать свои личности под звучными псевдонимами. А раз так — значит, нужно дискредитировать мою идею. Подставить мирный дискуссионный клуб, развязав массовую драку, и показать всему городу, что это все я, Кашеваров, задумал. Мои «сборища» ссорят людей.

— Боитесь, гады! — c улыбкой проговорил я.

Глава 23

Милиция развезла задержанных, «скорые» умчали в больницу тех, кто сильнее всего пострадал в короткой, но жесткой схватке. Остальные разошлись по домам, возмущаясь и охая, и площадь перед ДК стала свободной.

— Евгений Семенович, c вами все в порядке? — встревоженно спросила Клара Викентьевна.

Как только воцарилось спокойствие, они вместе c Зоей в сопровождении Севы примчались к нам. Вася Котиков обнял свою девушку и принялся ee успокаивать, не давая осмотреть себя и найти несуществующие побои.

— Я в норме, Клара Викентьевна. Вы c Зоей молодцы, что не рванули сразу, отсиделись…

— Что, черт побери, происходит? — выругался Павел Садыков. — Как так, вообще, вышло?

— Кому-то очень не нравятся наши интеллектуальные посиделки, — я покачал головой. — Похоже, нам объявили войну.

— Кто? — испуганно воскликнула спасенная Котенком девушка.

— Неважно, — я махнул рукой.

— Известно кто! — сердито буркнул Жеребкин. — А ну, признавайтесь, кто из вас это задумал?

— Ты чего это, a? — гаркнула на него Кандибобер. Маленькая старушка храбро наскочила на возвышавшегося над ней комсомольца, и тот был вынужден отступить.

— Товарищ Жеребкин, вы сейчас сильно неправы, — пробасил Варсонофий. — Никто из здесь присутствующих в драке не участвовал, более того, ни один из нас не заинтересован в срыве собрания…

— Да кто вас знает, — огрызнулся секретарь райкома ВЛКСМ. — Может, проиграть боитесь…

— Давайте без голословных обвинений, Жеребкин, — сурово сказал я, повернувшись и посмотрев крепышу в глаза.

— Да на них ведь клейма негде ставить! — вдруг выдал комсомолец, заслужив неодобрительный гул.

— Послушай, ты! Тут кого-то осудили, a я не знаю? Или просто кто-то решил, что может заменить собой и уголовный кодекс, и советский суд? — сквозь зубы процедил я, едва сдерживаясь. — Мне больших трудов стоило собрать всех этих людей, чтобы они захотели высказаться, не испугались бы как раз таких вот речей, подменяющих собой закон. Я уговаривал товарища первого секретаря райкома, потратил силы и время! Работаю на то, чтобы партия доказывала свою правоту в честной дискуссии! А ты! Ты мне все испортить удумал?

— Да я… — высоченный комсомолец c пудовыми кулаками стушевался и выставил вперед руки. — Это эмоции, товарищ редактор. Прошу извинить за горячность…

— Если ты еще раз посмеешь так сделать, — я продолжал. — Если ты хоть что-то напортишь… Вздумаешь уничтожить плоды моего труда!.. Считай, что место главного комсомольца района уйдет от тебя быстрее, чем ты моргнешь!

— А не слишком ли много вы на себя берете, Евгений Семенович? — Жеребкин принялся бешено вращать глазами. — Не вы меня туда ставили, не вам меня и снимать!

— А мы у Краюхина спросим! — усмехнулся я. — Узнаем, устраивает ли его идейный диверсант в рядах партии! Да ты же такую идею дискредитируешь!..

Я резко замолчал, буравя Жеребкина взглядом. А потом снова заговорил.

— Если мы не будем идти на контакт… Если продолжим делать вид, что ничего не происходит, что инакомыслящих нет, и что нет никаких проблем… Страну бездарно просрем, не увидишь как!..

Честно, не хотелось выражаться. Но так меня этот остолоп разозлил. Вот вроде бы неглупый парень, хорошо показал себя в дискуссии. А вот — раз! — и решил вдруг на эмоциях все испортить. Нет, дружок, я тебе этого не позволю. Слишком много сил вложено. И слишком много я знаю того, что случится уже в ближайшее время. Не допустить этого — моя задача.

— Я понял, — угрюмо проговорил Жеребкин. — Погорячился. Еще раз прошу извинить.

Не очень, наверное, хорошо было заводить разборки при остальных. Но, c другой стороны, оставлять все на волю слепого