Шрифт:
Закладка:
"Меня казнят, но я верю, что Бог есть. Моя кровь смоет мои ошибки и слабости человечества, а за то, что во мне есть хорошего: мои добродетели, любовь к отечеству, — Бог меня вознаградит. Увидимся в Элизиуме, о Люсиль".
Они обвенчались в часовне Пресвятой Девы при церкви св. Сульпиция. Сама Судьба вмешалась, чтобы их соединить. Те первые случайные встречи в Люксембургском саду (Люсиль была еще двенадцатилетней девочкой и гуляла там с матерью, Камилл учился в Сорбонне неподалеку) были вовсе не случайны. Несколько лет Демулен робко следовал за элегантной дамой с дочерью, не пытаясь заговорить, или специально попадался навстречу, чтобы поклониться. А потом, когда Люсиль выросла, он попросил ее руки. Родители отказали: слишком молодой, провинциал, семь братьев и сестер, жалкий адвокат без клиентов, да и откуда же их взять, ведь он заика! Ни денег, ни будущего! Но двенадцатого июля 1789 года именно Камилл вскочил на стол в саду Пале-Рояля с пистолетом в каждой руке, прикрепил на свою шляпу зеленый лист, сорванный с липы, — символ надежды — и призвал народ браться за оружие. И вот он больше не перебивается переписыванием прошений, а издает революционную газету.
Родители дали согласие, хотя в роялистских газетах их всячески за это порицали — пенсионерка короля отдает свою дочь за революционера!
В полдень двадцать девятого декабря 1790 года они предстали пред алтарем. Камилл был в строгом черном костюме, завитой и напудренный, такой красивый… Обряд совершал Берардье, бывший директор лицея, где учился Демулен. Он произнес такую трогательную речь о долге супругов, что все прослезились… Все, кроме Робеспьера. Люсиль расслышала, как он шепнул на ухо Камиллу: "Не плачь, лицемер".
Максимилиан! Камилл так его любил! Так доверял ему!
Люсиль тоже смотрела на Робеспьера глазами Камилла, она никогда бы не поверила, что он способен на такое: выдумывать обвинения, заставлять людей доносить на соседей по камере, не позволять обвиняемым защищаться, затыкать им рот, фальсифицировать протоколы судебных заседаний! Они прозрели слишком поздно… Камилл уже на небесах и ждет ее. Ему не придется ждать долго.
* * *
На помост поднимались парами. Люсиль Демулен обняла на прощанье Марию Эбер — бывшую монахиню, которую революция освободила от обетов, позволив стать женой и матерью, правда, всего на два года… Бледный генерал Дийон стоял рядом с конституционным епископом Симоном — их обвинили в заговоре с Люсиль Демулен с целью убийства патриотов для освобождения из тюрьмы осужденных дантонистов… Актер Граммон опирался на плечо сына; пожалуй, даже судьи бы уже не вспомнили, в чём их вина. Последними шли Гобель и Шометт, осужденные за насаждение атеизма для придания веса клеветническим измышлениям деспотов, собравшихся в коалицию. Гобель написал в тюрьме свою исповедь от руки (священников к нему не пускали) и лёг под нож со словами: "Слава Иисусу Христу!" Голову Шометта, на которой застыла улыбка ярости, встретили криками: "Слава Республике!"
Обманчиво безмятежное море поблескивало сапфирной синевой под теплым солнцем; конь несся во весь опор, и всадник, пригнувшись к его шее, словно летел над дорогой, повторявшей причудливые изгибы берега, который то выдавался вперед узким мысом, то отступал, обнимая бухточку. Мелькали мимо лодки, вытащенные на берег, развешанные для просушки сети, покосившиеся лачуги рыбаков… Завидев впереди прямоугольные башни замка Антиб, всадник свернул в знакомую аллею, которая вскоре привела его к оливковой роще, скрывавшей от любопытных глаз старинный Шато-Сале. Свежий запах моря сменился резким, горьковатым ароматом светло-желтых цветов меж узких серебристых листьев. Но вот и крыльцо. Всадник спрыгнул с коня, бросил поводья слуге и взбежал по ступеням.
Из гостиной доносились шум, смех, кто-то неумело играл на клавесине. Неожиданное появление офицера вызвало переполох: сестры завизжали и бросились обнимать его; вырвавшись от них и обменявшись улыбками с братьями, он подошел к матери, чтобы почтительно поцеловать ей руку.
— Ты останешься обедать, Наполеон, или ты, как всегда, спешишь?
— Останусь; у меня для вас новости.
— Расскажи, расскажи!
Старший брат делает страшные глаза Луи и Жерому: мужчины не должны быть такими любопытными! Всему свое время.
Жюли и Дезире Клари тоже здесь — а, вот кто музицировал! Мать очень дорожит дружбой с этим богатым семейством и даже не хотела уезжать из Марселя, чтобы с ними не расставаться, но едва увидала новый дом, приготовленный для семьи Буонапарте, как сразу перестала ворчать. Замок богатого откупщика — это как раз для нее. Теперь уже Элиза, Каролина и Паолина играют роль радушных хозяек, когда к ним приезжают подруги. Самый занятой сын навещает мать, как только сможет; от Ниццы до Антиба всего семь лье — рукой подать. Жозеф-то гостит у нее чаще, бездельник. Ничего, скоро всем работа найдется.
За обедом Наполеон выложил свою новость: ему скоро придется уехать в Геную с очень важным и (вилка многозначительно зависла в воздухе) секретным поручением. Нет-нет, это государственная тайна, он никому ее не скажет, даже если его станут пытать.
— Уу, — надула губки Дезире. — Надолго?
Наполеон перехватил ревнивый взгляд Жозефа и внутренне улыбнулся.
— Недели на две.
Люсьен смотрит на него испытующе: чувствует, что брат явно чего-то не договаривает. Ах, Люсьен! Это из-за него семью Буонапарте изгнали с Корсики, а их дом разрушили: восемнадцатилетний юнец, служивший личным секретарем у генерала Паоли, заделался якобинцем, взял себе псевдоним "Брут" и разоблачил измену главнокомандующего, не желавшего подчиняться французским республиканским законам. Теперь он живет в Сен-Максимене на постоялом дворе и недавно женился на дочери хозяина.
Впрочем, разрыв с "отцом отечества" помог Наполеону избежать возможного ареста: когда в Конвент поступил донос о том, что гражданин Буонапарте в Марселе укрепляет местные "бастилии" (два форта у входа в порт), кляузе не дали хода. Огюстен Робеспьер заявил, что корсиканец Буонапарте — один из лучших патриотов Франции, потому что не поддался на уловки изменника, продавшегося англичанам и провозгласившего Георга III королем Корсики. Артиллерийского капитана, отбившего у англичан Тулон, не считаясь с разрушениями, произвели в бригадные генералы и отдали под его начало всю артиллерию Итальянской армии. Младший брат Робеспьера приехал к Наполеону в Ниццу, присоединенную к Республике в плювиозе Второго года; они прекрасно поговорили. Буонапарте изложил комиссару Конвента свой план будущей военной кампании в Италии. Генуя, Пьемонт — это только начало, много времени не займет; останавливаться нельзя, нужно идти в Ломбардию, Венецию, Триест! Не давать австрийцам спуску! Нести знамя Свободы туда, где когда-то уже была Республика — в Рим! У Огюстена загорелись глаза, когда он это услышал. Он уехал в Париж, а Буонапарте получил приказ с секретными инструкциями. Ему предстоит поездка в Геную с поверенным в делах Французской Республики. Пока дипломат будет вести переговоры о торговле и нейтралитете, военный должен осмотреть крепость Савону, разведать все укрепления в окрестностях Генуи, разузнать всё о состоянии артиллерии противника и выяснить истинные намерения генуэзцев, которых австрийцы склоняют к вступлению в коалицию, поскольку депешам французского посла, похоже, нельзя доверять.
