- Я ей не верю, - Мария погладила живот. – Она… она же целитель. И может сделать так, что роды начнутся. И скажет потом, что я сама… может, глупость.

Может.

А может, и нет. Целители в чем-то бывают уперты до крайности. А Цисковская у меня доверия вовсе не вызывает.

- Но я лучше так. Пока… пока получится. А там… папа позаботится о дочке. И вырастит её. Как меня…

Генерал закрыл глаза. И выражение лица его стало таким, что я отвернулась.

Как сказать?

Ей вот, которая твердо знает, что вот-вот умрет. Но смерти не боится, потому что предпочитает рискнуть и дать шанс дочери? Потому что любит её, не родившуюся? Как её отец любит её саму? Как объяснить, что он уйдет первым? А Мария, скорее всего, за ним. Пусть и не сразу, но у нее не хватит сил противостоять болезни. И Гришка, засранец Гришка, останется единственным родным человеком у этой нерожденной девочки. И что распорядится, что родством, что наследством…

Я сделала вдох.

И сказала:

- Позволишь посмотреть? Клянусь, что не причиню вреда. Сознательно.

А то мало ли…

Мария поглядела на отца, тот кивнул… а я вот вижу нити, что протянулись от него к ней. И нити эти тонки, но по ним идет жизнь, которой хватит.

Пока хватит.

Я встаю.

И делаю шаг.

И руку протягиваю, в которую руку же вкладывают, просто и доверчиво. Пухлая ладошка, отекшая даже. Это верно, я чувствую, что почкам тяжело, они не справляются, и вода не выводится из тела. Им надо помочь.

Немного.

- Тебе что-то мочегонное назначали?

- Сбор. Травяной. Вчера. Но я его…

- Не пила?

- Я ей не доверяю! – она даже дернула руку, но я не отпустила. Плохо… надо кого-то другого пригласить, кому Мария доверится.

Хотя…

- Ты можешь найти Ульяну Цисковскую? – поворачиваюсь к Люту.

Как мне это сразу в голову не пришло?

- Это внучка Цисковской, - поясняю для генерала и Марии. – Она хорошая девушка… и учится. Но она специализируется на таких… похожих состояниях.

Про рак говорить вслух не хочу.

Но я чую болезнь.

Это как… как неправильность. Одна большая сплошная неправильность, поселившаяся внутри тела. Я могу её выцепить. Она зародилась и расползлась, выпустив нити корней. И ими уже оплела живот девушки, и ту, что пряталась в животе.

Ребенок был…

Был ребенок.

- Сдается, она была в числе приглашенных, - сказал Лют. – Я вас оставлю…

- Оставь, - согласилась я, руку убирая.

И что делать?

Водой спасать? У меня есть. А поможет? И кому? И не выйдет ли так, что вода, спасая Марию, убьет ребенка? Этого мне точно не простят.

- Ноги еще сводит, - Мария забрала-таки руку и, наклонившись на бок, потерла ступню. – Судорогой как… я представляла, что мы будем теперь втроем. Розовую коляску присмотрела… Гришка хотел мальчика, но я решила, что если все будет нормально, то и мальчика рожу. Потом.

Мечты.

И главное, я их понимаю. Смешно, но ведь у меня они были такими же. Ну или очень-очень похожими. Семья. Гришка. Коляска. Мы идем вдвоем, смотрим друг на друга и улыбаемся. И счастливы. Бесконечно счастливы…

- А теперь все вот… зря, - это она произнесла печально.

А Игнатьев посмотрел на меня и чуть качнул головой, отзывая в сторону. Я поднялась. Честно говоря опасалась, что Мария спросит, куда и зачем мы уходим и что от нее собираемся скрыть, но она словно и не заметила. Замерла, глядя на руку, на след от кольца.

И всхлипнула.

- Убить готов поганца, - пробормотал Игнатьев тихо.

- Это ничего не изменит, - я покачала головой. – Только срок себе заработаете. А ей нужна помощь.

Взгляд у него внимательный.

Выжидающий.

- Ты… знаешь?

- Что вы провели обряд и поделились с ней жизнью? Да. Гришка сказал.

- Сволочь.

- Не без того, - согласилась я. – Но он тут как раз не при чем. Но…

- Она умрет, да?

- Не знаю. Цисковская – отличный целитель. И вы наверняка можете позволить себе не только её… но…

- Они не помогут, - Игнатьев сжал кулак. – Когда-то мой тесть… он дотянулся до кого только мог. А мог он побольше моего, но… без толку. И я не спасу. Чуть, может, отсрочу, но не спасу… про тебя всякое говорят. Хочешь квартиру в Москве?

- Спасибо, но…

- Или денег? У меня не так много, но если подтяну, соберу…

- Не надо, - я вспомнила вдруг ковер из золота.

Сколько там было?

Я ведь могу взять. Просто протянуть руку и взять. И никто не оспорит мое право. Так что… сколько бы ни было у Игнатьева, это мелочь. Да и не нужны мне деньги. Нет, те, что есть, хорошо. Отказываться я точно не стану.

- У меня и связи есть… я…

- Если я смогу помочь, я помогу. Просто… помогу.

- Просто?

- Может, просто и не получится. Тут все запутано. Я еще сама не понимаю, что могу, а что нет. И поэтому обещать ничего не стану. Не потому, что не хочу помочь. Хочу… но я и навредить боюсь.

Вода живая.

Вода мертвая. Но чем дальше, тем яснее понимаю, что суть у этой воды одна.

И генерал чуть склоняет голову.

- Вы… - я не знаю, как говорить о таком. – Вы ведь понимаете, что если не получится, то опекуном девочки станет её… отец. И… и в детдом он её не отправит, это плохо скажется на репутации…

- Не станет, - отмахнулся Игнатьев. – Завещание я составил. Все отойдет внучке, но до совершеннолетия распоряжаться имуществом и присматривать за ней будет князь.

И слово сдержит.

Хорошо.

Уже дышать легче.

Глава 22

Глава 22

- Доброго дня, - от необходимости продолжать разговор меня спасает Ульяна Цисковская. В темно-зеленом платье, с волосами, убранными в высокую прическу, она выглядит старше своего возраста. – Мне сказали…

Она видит Марию.

И её отца. И все понимает. Крохотная сумочка отправляется на столик у двери, туда же – шелковые перчатки, а еще кольца, серьги и тяжелый кулон.

- Мешает. Старые камни изрядно фонят… это вы, получается, бабушку взволновали? Давно её такой сердитой не видела…

- Я… я не специально! – Мария моргнула.

И смутилась.

- Конечно, нет. Но