то есть… от Машкиного деда много что осталось. Что он на Машку переписал, то в целости и сохранности, а что Розалии досталось, то быстро куда-то да делось… хотя она ж могла бы и заработать.

- Это тоже не так просто, - возразил Лют. – Силы у нее имелись, но не так и много. большую их часть Розалия тратила, чтобы удержаться в чужом теле, что непросто. Да и мир изменился. Это она поняла. Займись она привычным делом, рано или поздно привлекла бы ненужное внимание. Причем скорее рано, поскольку вращалась она в кругах, где еще помнят темную силу.

Я молчу и тоже слушаю.

На Марию вот смотрю. А она – на руки. Кожа на них смуглая, и потому белый след от кольца выделяется.

- Я… ему вернула, - сказала она очень тихо. – Я думала, что он меня любит… а я его… он ведь долго смотрел… не спешил подойти… такой забавный. Растерянный. И потом тоже… стеснялся.

- Это он умеет, - согласилась я.

- Вот… на столе цветы оставлял. Такие маленькие-маленькие букетики… незабудки и ромашки. Так мило.

- Романтично…

- Именно. А наша бухгалтер, Вера Петровна, сказала, что он поганец и жмот.

Какая прозорливая женщина, Вера Петровна. Впрочем, бухгалтер. Этих букетиками полевых цветов не обмануть.

- А зимой как-то прихожу, а над моим столом снежинки. Из бумаги. Вырезал. И подвесил…

- Я вырезала, - тихо говорю. – Он попросил. Сказал, что нужно кабинет украсить. Распоряжение…

Машка поглядела на меня с обидой и возмущением. Ну да, мне тоже обидно.

А еще смешно.

Я хмыкнула.

И фыркнула.

И рассмеялась.

- Это талант! – говорю. – Так головы дурить… однозначно талант.

Она робко улыбнулась. И уточнила.

- А моя контрольная по магмеханике? У меня одна задача не получалась… там, где рассчитать среднюю плотность потока при изготовлении зелья…

- …на четыре компонента с разной степенью поглощения силы?

- Да.

- Я, - признаюсь. – Просил для друга…

- Так… выходит, это ты за мной ухаживала? – Машенька нахмурилась и вдруг тоже рассмеялась. – А я-то потом… просила как-то помочь с одной… задачей… похожей… а он отговаривался, что, мол, занят! А он просто сам не мог! Не мог её решить!

Смех её был громкий.

И оборвался всхлипом. А из левого глаза выкатилась слеза.

Она смахнула её и шмыгнула покрасневшим носом. Покосилась на отца. И тот вздохнул:

- Розка все… я хотел копнуть, да она отговорила лезть. Мол, и родовит, и собой хорош, и цепкий, сделает карьеру. Стало быть, будет Машка с титулом, а дети её – так и вовсе наследники… ну а что небогатый, так и я-то не больно много имел, когда женился. Показалось, что правильно оно. Хотя вот… теперь вроде вспоминаю, что не нравился он мне. А чем?

Он пожал плечами, будто до сих пор удивляясь, как вышло так.

- И главное, спешил. Только-только сошлись, а он уже с колечком… и свадьбу торопит, мол, любовь всей жизни. И снова… я ж понимаю. Думал, что понимаю. Сам такой. Однолюб. Увидел и все. Просто… вот тут, - генерал накрыл рукой грудь. – Сидит, что без этой вот женщины жизни тебе не будет. А потому не важно, как и что, но… мы тоже поженились через месяц после знакомства. Я и через три дня готов был заявление подать, она не хотела… вот и…

Ошибка хорошего человека, который полагает, что все остальные – такие же.

- А ему выходит… выходит… я не нужна была…

- Нужна, - спокойно сказала я. – Как ключ к карьере и положению. И не страдай особо. Не стоит он того.

Глаза у нее синющие, то ли от слез, то ли сами по себе.

- Гришка, если подумать, мелкий засранец. Да и не такая уж проблема. По сравнению с остальным…

Я посмотрела на Люта.

- Цисковская?

- Была.

- И?

- Сказала, что мне рожать надо. Немедленно. И тогда шанс будет, хотя тут соврала, - Машка вытерла слезы и теперь сразу успокоилась. – Я по глазам все видела.

- Но, может… - заикнулся было генерал. – Стоит прислушаться…

- Двадцать пять недель, - жестко произнесла Игнатьева – все-таки не получается у меня воспринимать её, как Окрестин-Жабовскую. – Срок всего двадцать пять недель. Ребенок родится недоношенным. И сильно недоношенным. Я знаю. Я читала.

- Когда…

- Я ведь не дура! То есть, с ним, конечно, получилось, что дура полная. Круглая даже.

Да хоть квадратная.

- Но… ты иногда рассказывал как маму полюбил. И как ухаживал. И… и я хотела, чтобы у меня так же. Чтобы меня любили… и показалось… не важно, главное, что я читала. Про беременность. Двадцать пять недель – это не тот срок, когда ребенок родится здоровым. Даже если вокруг целители, то… будут последствия. Кисты в мозгу. Проблемы с пищеварением. Отслоение сетчатки, что вообще часто у недоношенных. Может выйти так, что она на всю жизнь останется калекой.

- Но…

- А я умру, - ответила она совершенно спокойно. – Я умру. Дочь калека. И какой смысл тогда? У нее же по глазам все видно было! У этой вашей… смотрела, как на покойницу.

Она и кулачки сжала.

- А по вам не скажешь, что срок… такой… небольшой, - наверное, спрашивать о таком не стоит.

Выглядела Машка так, словно в любой момент родить собиралась.

- Это да… сперва ведь все нормально было. Папа… папа настоял на обследовании. И даже Феклистова привлек, это Её императорского Величества личный целитель. Вот. И все говорили, что хорошо… все хорошо.

Но генерал не поверил.

Я посмотрела на него. А он на меня. И понял? Без слов. Чуть качнул головой, и в этом движении мне почудилась просьба молчать. Значит, Мария не знает? Об обряде? Ведьмах? О том, что он тоже умрет.

И следующие слова подтвердили.

- Все началось недели две назад. Слабость сперва. Головокружение. Я списывала на анемию. У меня и раньше бывало, и потом тоже… постоянно железо пила. Еще и кололи, - Мария поморщилась. – Больно… но тут терпела. А живот расти начал. И быстро… и вот…

Она обняла пальцами.

- Многоводие… говорят, что я доносить не смогу. Эта вовсе хотела меня забрать в госпиталь. Но я отказалась.

- Почему? – уточнил Лют. – Госпиталь, поверьте, у нас отличный. Не хуже, чем в