мнению, fimbriam Hippocratis, не более чем оторочка на гиматии{390} Гиппократа, а сам уже упоминавшийся мной выше Кардано[469] в другом месте осуждает и Галена, и Гиппократа за то, что оба они пишут скучно, невразумительно и путано. Парацельс{391} же считал их обоих просто идиотами, детьми в медицине и философии. Скалигер и Кардано восхищались Свиссетом Вычислителем{392}, qui pene modum excessit humani ingenii [который был почти сверхчеловечески одарен], и тем не менее Люд. Вив[470] аттестует его сочинения nugas suisseticas [галиматьей Свиссета{393}], а Кардано в другом месте, противореча самому себе, сопоставляя этих древних с нашими современниками, высказывается о них уничижительно и пишет, что majoresque nostros ad praesentes collatos juste pueros appellari[471] [в сравнении с нашими современниками их предшественников можно по справедливости назвать детьми]. В итоге те же Кардано[472] и Св. Бернард{394} не склонны включать в этот перечень великих мудрецов никого, кроме пророков и апостолов[473], а какого они были мнения о самих себе, вам уже известно. Мы превзошли всю житейскую премудрость, в восхищении от самих себя, и жаждем одобрения окружающих. Но послушайте Св. Бернарда: Quanto magis foras es sapiens, tanto magis intus stultus efficeris, etc., in omnibus es prudens, circa teipsum insipiens[474], чем мудрее мы кажемся другим, тем глупее в собственных глазах. Я не могу отрицать, что существует безумие, вызывающее одобрение, — к примеру, божественный восторг, священный экстаз и даже духовное опьянение у самих Господних святых; Бернард называет это sanctam insaniam [священным безумием], (не в том смысле, в каком это толкует богохульствующий Ворст[475]{395}, высказывающий предположение, что такое состояние, присуще будто бы и самому Господу), которое, однако, знакомо благонравным людям, как об этом говорится у Павла (2 Кор.): «он был глуп» и т. д. и хотел, чтобы его самого «предали за это анафеме» (Рим. 9){396}. Именно о таком опьянении говорит нам Фичино{397}, когда душа возносится, очарованная божественным вкусом того небесного нектара, которым проникались поэты, совершая жертвоприношение Дионису; и в этом смысле давайте будем все вместе с поэтом, как увещевает Августин, insanire lubet ad ebrietatem se quisque paret[476], безумными и пьяными, мы же обычно заблуждаемся и преступаем предписанные нам границы, бросаясь в другую крайность, мы неспособны на это[477], и, как сказано у него[478] о греках: Vos Graeci semper pueri [вы, греки, вечно остаетесь детьми], vos Britanni, Galli, Germani, Itali [а вы, британцы, французы, немцы, итальянцы] и пр. — сборище глупцов{398}.

Перейдем теперь a partibus ad totum [от частного к общему] или, напротив, от общего к частному — в любом случае вы не придете к какому-нибудь другому итогу; частностей будет в дальнейшем еще вполне достаточно приведено в этом Предисловии. Целое надобно рассмотреть с помощью соритов{399} или индукции. Любая толпа безумна[479], bellua multorum capitum [многоголовое чудовище], безрассудно опрометчива и поспешна, stultum animal, ревущий сброд. Роджер Бэкон{400} доказывает это, основываясь на Аристотеле[480]: Vulgus dividi in oppositum contra sapientes, quod vulgo videtur verum, falsumest: то, что чернь считает истинным, по большей части ложно; она и поныне противостоит мудрым людям, но всему миру свойственна такая склонность (vulgus) к повадкам черни, и ты сам — de vulgo, один из этой толпы; и вон тот, и этот, и все остальные; вот почему, как заключает Фокион{401}, все вы идиоты и ослы, и ничто из сказанного или содеянного вами не заслуживает одобрения. Начинайте поэтому откуда вам угодно, идите вспять или вперед, выбирайте из всей кучи, можете даже с закрытыми глазами, вы все равно убедитесь, что все они одинаковы, одного поля ягода, сельдь, набитая в бочке, никогда не бывает лучше одной селедки.

Коперник, чьим последователем является Атлас{402}, считает, что Земля — это планета, которая движется и светит другим, как Луна нам, Диггес{403}, Гилберт{404}, Кеплер{405}, Ориген и другие отстаивают эту гипотезу со сдержанной печалью, равно как и ту, что Луна обитаема, но если это так, тогда Земля тоже Луна, тогда и мы тоже вращаемся, и, значит, тоже не в себе и столь же безумны в этом подлунном лабиринте.

Я мог бы приводить подобные аргументы до глубокой ночи, если бы вы были в состоянии выслушать их,

Ante diem clauso component vesper Olympo{406}

[Прежде чем Веспер взойдет и ворота Олимпа запрутся],

однако согласно моему обещанию перейду к частностям. Эта меланхолия распространяется не только на людей, но и на все произрастающее и чувствующее. Я веду речь не о тех существах, которые являются сатурническими, то есть меланхолическими по своей природе (как свинец, например, и тому подобные минералы), или растениях, таких, как рута, кипарис и прочие и самой чемерице, о которых пишет Агриппа[481], или рыбах, птицах и животных, зайцах, кроликах, тех, что впадают в спячку, и прочих — совах, летучих мышах, ночных птицах, — но о том искусственном, что можно во всех них подметить. Переместите растение, и оно зачахнет, что особенно наблюдается у старых деревьев, о чем вы можете подробно прочесть в книге о земледелии Константина; известно также, что между вином и капустой, вином и растительным маслом существует антипатия. Поместите птицу в клетку — она умрет от печали, или животное — в загон, или отнимите у него детенышей или подругу и поглядите, какое это окажет воздействие. Но кто не замечал у существ, способных чувствовать, таких распространенных чувств, как страх, уныние и прочее? Этому недугу среди всех других животных особенно подвержены собаки, причем до такой степени, что некоторые утверждают, будто собакам, как и людям, снятся сны и что нестерпимая меланхолия способна довести их до бешенства; я мог бы рассказать немало историй о собаках, умерших от горя или угасших от утраты своих хозяев, однако вы можете найти их едва ли не у каждого сочинителя[482].

В равной мере к этой болезни чувствительны и подвержены ей целые королевства, провинции и политические объединения, как это обстоятельно доказал Ботеро в своей «Политике»: «Точно так же, как в человеческом организме различные изменения происходят