опроверг заявление какого-то молокососа о том, что покойный Молодой Джентльмен из Провиденса, что так хорошо описал многие из самых странных событий в Аркхэме, являлся «ужасающей фигурой», наиболее близкой по характеру к Питеру Картену, Дюссельдорфскому убийце, который признался, что все свои дни в одиночном заключении он потратил на вызывание в своём воображении сексуально-садистских фантазий. Великий Боже, разве этот безмозглый юнец не знает, что все нормальные мужчины имеют сексуально-садистские фантазии? Даже если предположить, что литературные вымыслы покойного Молодого Джентльмена имели нарочитый сексуальный элемент и действительно были фантазиями!

Отвернувшись от меня с каким-то зловещим смешком, он сказал своей привлекательной секретарше:

— Теперь запомните, мисс Тилтон, речь идёт о Колине Уилсоне, а не об Эдмунде. Я очень тщательно позаботился об Эдмунде в одном из предыдущих писем! Печатные копии — для Аврама Дэвидсона и Деймона Найта. И пока вы там, проследите, чтобы они отправились с подстанции «Холм палача», я хочу, чтобы они несли этот штемпель!

Достав шляпу и лёгкое пальто и, помедлив минуту у зеркала, чтобы убедиться, что его высокий воротник выглядит безупречно, достопочтенный, но бойкий Уилмарт вывел меня из административного здания через Гаррисон-стрит к старому четырёхугольнику, не обращая внимания на окружавшее нас движение. По дороге он ответил на мое замечание:

— Да, архитектура чертовски хороша. И она, и лаборатория Пикмана, и новые апартаменты в Польском квартале — тоже были спроектированы Дэниэлем Аптоном, который, как вы, вероятно, знаете, сделал выдающуюся карьеру с тех пор, как получил справку о вменяемости и был освобождён с вердиктом «оправданное убийство». И этого после того, как он застрелил Асенат или, скорее, старого Эфраима Уэйта в теле своего друга Эдварда Дерби. На какое-то время этот вердикт вызвал у нас почти столько же критики, сколько оправдание Лиззи Борден в Фолл-Ривер, но оно того стоило!

Молодой Данфорт тоже вернулся к нам из лечебницы и навсегда, теперь, когда исследования Моргана в области мескалина и ЛСД выявили эти умные антигаллюциногены, — продолжал мой проводник, когда мы проходили между музеем и библиотекой, где преемник великого сторожевого пса, уничтожившего Уилбура Уэйтли, звенел цепью, вышагивая в тени. — Молодой Данфорт… боже, ему почти столько же лет, сколько и мне! Вы знаете, это тот самый блестящий ассистент с дипломом, который пережил со старым Дайером худшее из того, что Антарктика могла показать им в 30–31 годах. Данфорт ушел в психологию, как Уингейт Пизли и сам старый Пизли — это терапевтическое призвание. Сейчас он углубился в статью об Асенат Уэйт, показывая, что она такая же анима-фигура, то есть пожирающая ведьма-мать и гламурная фатальная ведьма-девушка, как утверждал Карл Юнг относительно «Айши», Хаггарда и «Селены», Уильяма Слоуна.

— Но, разница, безусловно, есть, — несколько нерешительно возразил я. — Женщины Слоуна и Хаггарда были вымышленными. Вы же не утверждаете, что Асенат являлась плодом воображения Молодого Джентльмена, написавшего «Тварь на пороге», или, скорее, сочинившего грубый рассказ Аптона? Кроме того, на самом деле это оказалась не Асенат, а Эфраим, как вы сами указали минуту назад.

— Конечно, конечно, — поспешно ответил Уилмарт с ещё одним зловещим и, должен признаться, неприятным смешком. — Но старый Эфраим придаёт Анима-фигуре именно тот свирепый мужской компонент, который ей и нужен, — мягко добавил он, — и после того, как вы проведёте взрослую жизнь в Мискатонике, вы обнаружите, что у вас развилось совсем иное понимание различия между воображаемым и реальным, чем у толпы. Идёмте.

Мы вошли в комнату отдыха преподавателей, и Уилмарт провёл меня мимо дубовых панелей к большому эркеру, где по кругу были установлены восемь мягких кресел с кожаной обивкой, подставки для курения и стол с чашками, стаканами и графином с бренди, а также синий кофейник. С глубоким трепетом я уставился на пятерых пожилых учёных и почётных профессоров, уже занявших места за этим современным Круглым Столом. Я чувствовал, что не достоин находится среди возвышенных бойцов против того, что хуже людоедов и драконов — космического зла во всех его чудовищных проявлениях. Здесь присутствовали: Апхем с кафедры Математики, в классе которого бедный Уолтер Гилман излагал свои поразительные теории о гиперпространстве; Фрэнсис Морган с кафедры Медицины и сравнительной анатомии, ныне единственный выживший из того храброго трио, что сразило Ужас в Данвиче в то промозглое сентябрьское утро в далёком 28-м году; Натаниэль Пизли с кафедры Экономики и Психологии, переживший ужасное подземное путешествие в 1935-м; его сын Уингейт, ныне психолог, который был с ним в той австралийской экспедиции; за столом сидел и Уильям Дайер с кафедры Геологии, что за четыре года до Пизли подвергся ужасному приключению среди Хребтов Безумия.

За исключением Пизли, Дайер был самым старым из присутствующих, ему шёл уже девятый десяток, но именно он, приняв своего рода неформальное председательство, теперь резко, но горячо сказал мне:

— Садитесь, садитесь, юноша! Я не виню вас за ваши сомнения. Мы называем это Заслуженной Беседкой. Боже, сжалься над простым доцентом, который занимает кресло без приглашения! Послушайте, что вы будете пить? Кофе, говорите? Что ж, это разумное решение, но иногда нам нужно другое, когда наш разговор заходит слишком далеко, если вы понимаете, что я имею в виду. Но мы всегда рады видеть умных, доброжелательных посетителей из обычного «внешнего мира». Ха-ха!

— Хотя бы для того, чтобы исправить их неверное представление о Мискатонике, — кисло вставил Уингейт Пизли. — Они постоянно спрашивают, предлагаем ли мы курсы сравнительного колдовства и так далее. К вашему сведению, я скорее проведу курс сравнительного массового убийства с текстом «Майн Кампф», чем помогу кому-нибудь разбираться с этим!

— Особенно, если учесть, каких студентов мы получаем сегодня, — немного задумчиво сказал Апхем.

— Конечно, конечно, Уингейт, — Уилмарт успокаивающе обратился к молодому Пизли. — И мы все знаем, что курс средневековой метафизики, который Асенат Уэйт проходила здесь, был совершенно невинным академическим курсом, свободным от тайных материй.

На этот раз он сдержал смешок, но я почувствовал его.

— У меня тоже есть свои проблемы, — сказал Фрэнсис Морган, — я не люблю сенсаций. Например, я был вынужден разочаровать МТИ, когда они попросили меня сделать наброски анатомии Великих Древних, чтобы использовать их в своём курсе по проектированию структур и машин для «воображаемых», — Боже! — внеземных существ. Инженеры — порода бессердечных людей, и в любом случае Великие Древние не просто внеземные, но внекосмические. Мне также пришлось ограничить доступ к скелету Бурого Дженкина, хотя из-за этого пошли слухи, что данный скелет — просто сделанная напильником подделка коричнево-охристого цвета, как Пилтдаунский череп.

— Не волнуйтесь, Фрэнсис, — сказал ему Дайер. — Мне пришлось отклонить много подобных запросов в отношении