Там, где открывалась чистая вода, вокруг лодки играли буфео. Высунув головы из воды, на нас возбужденно лаяли выдры, им бешено отвечал хор наших собак. Дважды мы замечали на берегах индейцев, но они немедленно исчезали в кустарнике, заставляя нас гадать, уж не привиделись ли они нам. Обезьяны ноктурны с большими, как блюдца, глазами кричали по ночам, забрасывали ветками наши гамаки и лишали нас столь необходимого сна. Часто мы видели весьма странную птицу — как я позже узнал, очень редкую, — похожую на огромную бабочку павлиний глаз, когда ее крылья раскрывались в полете. Ее названия я так никогда и не смог выяснить.

Даже если бы широта не была нам известна, мы без труда распознали бы устье Верди, так как старый пограничный знак 1873 года до сих пор стоял в лесу. Мы очутились в совершенно иной стране. Вода в реке стала кристально прозрачной, на песчаных отмелях грелись крупные черепахи, рыбы было сколько угодно. Река кишела скатами, их легко можно было бить копьем, и они были очень вкусны.

Отталкиваясь шестами, мы шли вверх по течению, пока не оказались в холмистой местности, где начались перекаты. Тут мы были вынуждены констатировать, что двигаться дальше на лодках невозможно.

— Так как же быть? — спросил Уркварт. — Только не говорите мне, что мы отправимся пешим ходом!

— Ничего другого не остается, — ответил я. — Мы оставим все, что не сможем нести, и проследим течение реки, двигаясь по суше. Это, конечно, будет трудновато, но ничего не поделаешь.

— А как насчет провизии? Ведь мы не сможем взять с собой столько, чтобы хватило и на обратный путь, — заметил Фишер.

— Будем рассчитывать на подножный корм. С собой мы сможем взять очень мало, ведь надо нести инструменты. Оставить их, конечно, нельзя.

Выйдя на берег, мы разгрузились и, чтобы наше суденышко не привлекло внимания индейцев, утопили его в озерке. Все излишки припасов и инструменты, которые можно было оставить, мы сложили в два металлических ящика и закопали их на берегу выше отметки самого высокого стояния воды. Наши деньги, 60 фунтов золотом, мы оставили в одном из ящиков. Вероятно, таким образом и рождаются легенды о спрятанных сокровищах. Во всяком случае, слух о моем закопанном богатстве распространился по Гуапоре, причем с каждым новым пересказом сумма увеличивалась.

Эта легенда преследовала меня много лет. Когда я в последний раз слышал о «сокровище Верди», оно составляло уже 60 000 фунтов. Если оно будет возрастать такими же темпами, может прийти время, когда оно привлечет авантюристов-кладоискателей из других стран, даже из Соединенных Штатов или Англии, и бесплодные поиски моих шестидесяти золотых соверенов истощат ресурсы целой акционерной компании. Ведь в этих упоенных рассказах не упоминается о том, что позже мы вырыли и забрали все захороненное снаряжение и деньги. Тут есть над чем поразмыслить будущим охотникам за сокровищами!

Обилие рыбы и дичи в устье реки обмануло нас. При умеренном расходовании наших скудных запасов пищи могло хватить на три недели; но пеоны, отличающиеся повышенным аппетитом, уничтожили весь свой рацион за несколько дней. На второй день пешего пути мы вошли в густой подлесок и были вынуждены прорубать каждый дюйм пути. Крошечные пчелки, раз в пять меньше комнатных мух, набивались нам в глаза, уши и нос, забирались под одежду, облепляли каждый дюйм тела.

Прорубаясь через чащу, мы то и дело тревожили какое-нибудь осиное гнездо, или же весьма агрессивные красные пчелы решали, что мы слишком близко подходим к их продовольственным складам, и дружно нападали на нас, не жаля, но нещадно кусаясь даже через волосы.

Мы были привязаны к реке. Разумеется, легче было уклониться в сторону и обойти труднопроходимые заросли кустарника, но река служила границей, и было важно нанести ее на карту совершенно точно, иначе вся экспедиция теряла смысл.

Вода в реке становилась все более горькой на вкус, рыба исчезла. Быть может, по этой же причине пропала и дичь, но, во всяком случае, шум, который мы производили, прорубаясь сквозь кустарник, распугал бы кого угодно на многие мили окрест. Следов индейцев не попадалось, и уже не было оснований полагать, что они могут тут быть.

Ввиду этого мы ослабили ночную охрану и целиком положились на собак. Всюду было множество нетронутых каучуковых деревьев.

Мы начали наш поход 15 сентября; шестью днями позже пеоны истощили свой запас пищи; мы поделились с ними тем, что у нас было, но к 23-му числу и от этого ничего не осталось. Мы нашли несколько карликовых пальм и ели «капусту», но она оказалась неважной пищей, от которой мы только ослабели. 25 сентября мы увидели индюка, но, увы, он заметил нас раньше! 30 сентября нам пришлось с неимоверными усилиями прорубаться через заросли такуара — это вид бамбука, который во все стороны расставляет свои перепутанные ветви, вооруженные колючими шипами. На следующий день мы нашли пчелиное гнездо и, страшно голодные, накинулись на него. Мед уже забродил, и мы просто корчились от боли в желудке. 2 октября одна из наших собак нашла птичье гнездо с четырьмя большими яйцами небесно-голубого цвета. Одно яйцо пошло собаке в виде награды, остальные три съели мы, после чего почувствовали себя еще более голодными. На следующий день мы достигли истоков реки. Там росло несколько пальм чонта, на которых были орехи размером с мраморный шарик для детской игры и почти такой же крепости.

— Ну вот, дойти-то мы дошли, — сказал Фишер. — Только как будем выбираться обратно?

«Уж конечно, не той дорогой, какой пришли», — подумал я.

— Как-нибудь да выберемся, будьте уверены. Теперь нам не обязательно идти вдоль по реке. Думаю, сможем пройти горами.

— Дай Бог, чтобы это было так! — пробормотал Уркварт. Фишер выразился в том духе, что больше похоже на то, что мы оставим тут свои кости.

«Возможно, так оно и будет, — подумал я, — но, во всяком случае, легко мы не сдадимся».

— Ну, довольно! — сказал я вслух. — Мы должны выбраться отсюда. Возьмите себя в руки и смотрите на все повеселее. Если пеоны подумают, что мы сдаем, у них не хватит мужества вынести все, что нам предстоит. Если нам суждено умереть, мы умрем на ногах, понятно?

Теперь мы умирали с голоду — действительно умирали. Люди постоянно спотыкались и падали, что указывало на растущую слабость, но мы пока еще без труда несли на себе нашу поклажу, которая весила теперь всего около 30 фунтов. Голоса