Шрифт:
Закладка:
— О, а у этого совсем другой вариант. Кажется, я его смогу вытащить.
Поскольку у него слова с делом не расходились, он уже начал собирать целительское плетение, пришлось шлепнуть его по рукам и напомнить:
— Тимофей, ты не забыл про штраф за исцеление без разрешения?
Так-то мы закрывали глаза, если он этим занимался, но не в данном случае, когда он объявил во всеуслышание о своем намерении в присутствии Ефремова, который не упустит возможность нас штрафануть. Вон как заинтересованно прислушивается.
Заинтересованно прислушивался и дежурный врач, потому что он сразу сказал:
— Больница не будет иметь претензий.
— Зато будут иметь претензии родные.
— Шутите? Когда это родные предъявляли претензии за выздоровевшего пациента? — удивился он.
— У нас было, — ответил смущенный Тимофей. — И штраф очень большой выписали.
— Дмитрий Максимович, — повернулся врач к нашему сопровождающему. — Неужели это правда? Это же форменная чушь.
— Закон суров, но это закон, — отрезал Ефремов. — Магическое вмешательство в лечение до сих пор носит спорный характер, поэтому пациент должен быть на него согласен. А в случае недееспособности требуется согласие родственников.
— Относительно этого пациента у нас есть согласие родственников на проведение любых медицинских процедур и приглашение любых специалистов.
— Но не целительских процедур, ведь так? — Ефремов снисходительно положил руку врачу на плечо. — Это принципиальный момент. Все магические манипуляции подлежат специальному регламенту. И никаких поблажек не предусмотрено, кроме случаев опасности для жизни.
— А если я свяжусь с родственниками?
Врач больше не выглядел сонным, из него так и лезла личная заинтересованность. Отметил это и Ефремов.
— Что-то вы слишком настойчивы…
— Родственники премию обещали клинике, — признался врач. — Вообще, у нас все, кого юноша осматривал, признаны бесперспективными. То есть они в таком состоянии будут до конца жизни. Но, как я понимаю, юноша — один из елисеевских целителей, а про них столько рассказывают, что грех не воспользоваться шансом. Так как, я звоню? Уверен, приедут быстро.
Мы переглянулись. Тратить лишнее время не хотелось, но очередной плюсик в копилку репутации клана нам не лишний, а Тимофей горел желанием помочь. Что Глазьев, что Новиков могли подождать. Ни один, ни другой никуда уже не денутся. Наверное.
— Ярослав, для меня это был бы очень ценный опыт, — просительно сказал он. — Здесь ненадолго. Либо получится, либо нет.
— Твоя работа, может, и ненадолго. Но когда еще приедут родственники.
Причинять добро всем подряд мы не имели права. Со всех сторон это было непредусмотрительно: и со стороны закона, и со стороны финансов, и со стороны утекающего сквозь пальцы времени. Я колебался ровно до слов Тимофея.
— Я пока второй раз пройдусь, — азартно сказал Тимофей. — Кажется, я понял, что с Глазьевым.
— Что? — почти хором спросили мы все.
За исключением врача, разумеется, потому что ему Глазьев был до лампочки, пока не становился пациентом этой клиники, чего я исключить не мог — заведение было статусным и содержались тут психи не простые, а с богатыми родственниками, которые могли позволить себе оплатить комфорт и безопасность близкого человека. Не будь с нами Ефремова, нас бы на порог не пустили.
— Вот когда буду уверен точно, тогда скажу. Мне бы на обычных пациентов посмотреть для сравнения. В смысле двигающихся.
— Разумеется, — врач был сама предусмотрительность. — Я звоню?
— Звоните, — решил я. — И почту дайте, мы на нее соглашение вышлем. Но задерживаться долго не будем.
Он позвонил родственникам заинтересовавшего Тимофея пациента, я же позвонил Серому и озадачил его соглашением, после чего мы прошлись по второму кругу по тем же палатам, а потом заглянули к осознающим себя, хотя и не совсем адекватно, другим пациентам этой больницы.
Выйдя из последней палаты, Тимофей надолго задумался.
— И как? — не выдержал врач. — Кому-то из этих можно помочь?
— Не с моим нынешним уровнем, — сразу ответил Тимофей. — Там глубинные изменения в мозге. Я не рискну туда лезть.
— То есть теоретически им помочь можно?
— Не знаю, — отрезал Тимофей. — Теоретически я могу помочь только одному вашему пациенту, если я правильно понял, что с ним случилось.
— А что с ним случилось? — азартно спросил врач.
— Пардон, — влез перед ним Ефремов. — Давыдов сначала объяснит, что случилось с Глазьевым, или я решу, что я напрасно вас сюда свозил.
— Понимаете, Дмитрий Максимович, у каждого человека есть внутренняя суть или душа. Похоже, Глазьев остался без нее.
— То есть?
— То есть что у него, что у большинства показанных мне пациентов осталась одна оболочка.
— Это точно? — напрягся Ефремов.
— В таком вопросе я не могу быть уверен на сто процентов, — честно признал Тимофей. — Это только мои предположения, понимаете?
— А у того, за которого ты зацепился?
— А у него эта суть словно отделена преградой. Намеренно отделена посторонним вмешательством. Пациент не может управлять телом. Душа существует отдельно, а тело отдельно. Они никак не взаимодействуют.
— Но он что-то слышит и понимает?
— Мне откуда знать? — удивился Тимофей. — Я ни разу с этим не сталкивался.
— То есть Глазьеву теперь прямая дорога в это заведение? — уточнил Ефремов.
— Или в подобное, — подтвердил Тимофей.
— Скандал будет знатный… Даже не знаю, что лучше, задержать его у нас еще или передать отцу.
— Лучше передать, — заметил Постников. — А то заявят потом, что это следствие пребывания у вас.
— А ведь точно!
Ефремов принялся вызванивать кого-нибудь из своих, чтобы передача Глазьева отцу прошла без его участия. И я его понимал. Я бы тоже не хотел объясняться с Егором Дмитриевичем, пусть ни моей, ни ефремовской вины в случившемся не было.
После звонка Ефремов неожиданно сказал:
— Счета Новикова проверили. Суммы, подходящие по размеру для покупки дома, с него не снимались. Предвосхищая ваши вопросы об аренде — если она и была, то оплачивалась не с этих денег. Собственным счетом Новиков почти не пользовался.
— Засада, — недовольно сказал Постников и задумался. — Но частный дом с хорошим участком точно должен быть. Такое в многоквартирном не удержишь.
— Согласен. Там нужно большое расстояние до людей. Но может, из стазисного Новикова что-то вытянем?
В последнее мне не очень верилось. Но ехать и проверять все равно придется.
Родители пациента приехали действительно очень быстро. Глава клана Головиных с супругой. В уютной палате лежал их сын. Об этом клане я не знал ничего, но судя по тому, как подобрался Постников, был он не из простых.
— Вы действительно сможете помочь? — обратился глава клана к Постникову, почему-то посчитав его за нашего целителя.
— Александр Олегович, вы не по адресу обратились, — заметил Ефремов. — Если вы даете разрешение, то попытается помочь вашему сыну вот этот юноша. Тимофей Давыдов.
Он указал на Тимофея.
— Он не слишком молод? — с недоверием поинтересовалась Головина. — Не хотелось бы ухудшения ситуации.
— Куда уж хуже… — проворчал ее супруг. — Тимофей, вмешательство не убьет моего сына?
— Это я вам могу обещать.
— Тогда действуйте.
Врач подсунул Головину бумагу, что к нашему клану претензий иметь не будут в любом случае, после чего мы прошли в палату, где лежал пациент, и Тимофей приступил к исцелению. Со стороны зрелищным оно не выглядело и продлилось от силы пару минут. Причем я бы не взялся объяснять, что он делает, потому что от его рук пошли сложные, мне незнакомые заклинания. И жрали они энергию только так — поток был мощным настолько, что я забеспокоился, как бы Тимофей себя не выжег. Направленность заклинаний была понятна — приложив некоторое усилие, можно было разглядеть крошечный, почти прозрачный пузырь рядом с источником. Неужели это и есть душа? Если бы Тимофей на нее не указал, не уверен, что я бы заметил при беглом взгляде. Но Тимофей с самого начала отличался дотошностью в отношении выбранного направления в магии, проверял все долго и внимательно.
Заклинания терзали этот нематериальный пузырь, прогрызая в нем дыру, и наконец он лопнул, а аура человека засияла так ярко, что я зажмурился, хотя наблюдал за работой вовсе не глазами.
— Все, — сказал Тимофей.
И одновременно с этим пациент на кровати пошевелился.
Интерлюдия 19
Никогда еще Игнат Мефодьевич не чувствовал себя настолько разбитым. Из него как будто вытащили стержень, который давал ему силы жить. Второе лицо в клане, начальник отдела безопасности, на которого было завязано очень и очень много, внезапно оказался задействован в серьезном заговоре. И ладно бы просто задействован, так еще и за спиной у него, главы клана. Вел свою игру, независимую от игры Мальцевых, а сам активно притворялся лояльным. Мальцев чувствовал себя не просто старым, а неимоверно дряхлым. Ответственность за клан казалась
