И когда Агнии исполнилось тридцать, когда она должна была набрать свою полную силу, отец запер ее во флигеле. Теперь у нее не осталось выбора. Если она хочет однажды вернуть себе хоть какое-то подобие свободной жизни, ей придется подчиниться. Выходить из дома она теперь могла только по ночам, не видясь с нами, и тайные записки – единственное наше средство общения. С помощью записки мы и договорились с ней встретиться однажды ночью.

Я выбралась из комнаты через окно, дошла по карнизу до «забытой» с вечера лестницы у стены, спустилась вниз. Агния уже ждала меня в парке, у самого болота, в кустах жасмина. Я рассказала ей все, что мы узнали с Яном. Она выслушала внимательно, а затем куда-то ушла. Вернулась через полчаса, когда я уже замерзла: приближалась осень, и если дни еще оставались жаркими, то ночи уже дышали прохладой.

– Его зовут Николай, – сказала она, нырнув ко мне в кусты. – Он на три года меня младше. Родился хворым, не думали даже, что выживет. Баба Яся говорила, что нужно отнести его в лес, оставить там, да маменька наша не согласилась, пожалела. И только когда через год после него родился Миша и она не смогла уже смотреть за двоими, отдала его в Желтый дом. Там с ним первое время жила няня, но затем она… погибла. И Николай остался один.

– Один? – ахнула я.

Агния кивнула, а затем заговорила быстро:

– Брось это, Леона. Не нужно тебе копаться в наших семейных тайнах. Повезло тебе родиться пятой, так живи нормальной жизнью. Замуж выйди, вот даже хоть за Яна своего, ежели отец позволит. И уезжай подальше. Слышишь? Ты Вышинская лишь до замужества, а после – забудь. Проклятие это, а не семья. Одно только знай: дитя у тебя единственное должно быть. Как родишь – храни как зеницу ока. Второго шанса не будет. Слышишь меня, Леона? Не копайся в этом. А сейчас – уходи. Уходи и забудь, что я сказала. Помни лишь одно: замуж выйди и уезжай. Ни к чему тебе все остальное.

И я ушла. Убежала. Бежала так быстро, будто за мной гнались волки. Взобралась по лестнице наверх, почти не держась, пробежала по карнизу, нырнула в окно, затем в постель, накрылась одеялом с головой.

Однако к утру ночное происшествие пугало уже не так сильно. Любопытство заменило страх. Стало интересно, куда ходила Агния, кто рассказал ей о Николае. Видать, познает она все-таки науку свою, нечисть ей подчиняется, рассказывает о том, что она спрашивает. Я была уверена, что старшая сестра ходила на болото, спрашивать у кого-то. Нечисть кругом обитает, в любые щели проходит, все знает. Ничего от нее не скрыть, не спрятать.

Ян уехал в город на несколько дней, но молчать так долго я не могла, рассказала все Элене. Со старшей сестрой мы всегда были близки, всем делились. И хоть после появления в усадьбе Яна Коханского отношения между нами разладились, я любила сестру и не смогла сейчас утерпеть. Казалось даже: вдруг Элена, посвященная в тайну, оттает, снова вернет мне свою дружбу. Коханский тоже понравился Элене, и та ревновала меня к нему, считая, что она старшая и по старшинству имеет право первой выбрать ухажера. Может, Ян Коханский не так богат и родовит, как полагается быть жениху дочерей Вышинских, но род наш давно в упадке, а женихов вокруг не так много. Согласится отец и на Коханского, ежели какая из дочерей выберет его, если он полюбит которую. Элена, как и я, знала это наверняка, а потому и соперничала.

И вот теперь, ранним утром, когда только-только начало светать, а край огромного солнца еще не показался из-за горизонта, Элена будит меня и говорит, что нашла Николая. Я откинула в сторону одеяло, свесила ноги, по которым сразу же мазнуло прохладой. Поджала пальцы. Элена была полностью одета и совсем не выглядела сонной.

– Где? – спросила я.

– Помнишь сторожку старого Тадеуша?

Я кивнула. Старым Тадеушем звали лесника, умершего, когда мы с Эленой были еще детьми. Он всегда угощал нас дикими грушами – маленькими, хрусткими, но безумно сладкими, – когда мы забиралась так далеко в лес, что находили его сторожку. Тогда после смерти бабы Яси прошло совсем немного времени, в лесу и на болоте еще было безопасно, поэтому мы ходили за грибами и ягодами вместе с деревенскими ребятишками. Тадеуш угощал нас грушами, а потом провожал до тропки, убеждаясь, что теперь мы вернемся в усадьбу. Тадеуш умер, новый лесник предпочел поселиться ближе к деревне, поэтому сторожка пустовала. Если честно, я уже очень много лет там не была, не знала даже, что она сохранилась. Думала, разобрали давно.

– Точно знаешь? – усомнилась я.

По всему выходило, что Элена не просто так разбудила меня: хочет, чтобы мы пошли к сторожке прямо сейчас, а мне было страшно. Пусть нечисть успокоилась с тех пор, как Агния смирилась со своим положением и начала постигать науку, а все равно мне было жутко.

– Точно! – заверила Элена. – За папой проследила, он ходил туда сегодня, еду носил. Он как ушел, я в окошко заглянула. Только одной страшно. Пойдем?

Вдвоем тоже было страшно, но я ничего не сказала. Элена давно сторонилась меня, порой специально выходила из комнаты, когда входила я, демонстрируя, что дружбе между нами конец. Я страдала от этого, мне хотелось, чтобы все было по-прежнему. Но и уступить ей ради этого Яна я не могла. После того, как у нас появилась общая тайна, мы будто стали ближе. Ян теперь частенько бывал у нас, и заходил не только для того, чтобы рассказать что-то об Олежке. Теперь он оставался на вечерний чай, а после прогуливался со мной по саду. Не позволял себе ничего лишнего, никогда не целовал меня, лишь порой осторожно, будто нечаянно касался рукой моей руки. И легкие прикосновения эти сводили меня с ума, заставляли путаться мысли, сердце выпрыгивало из груди. Тогда я теряла нить нашего разговора, путалась в словах, а он будто понимал, чем вызвано мое внезапное волнение, убирал руку, чтобы не смущать меня и не компрометировать. Отец был слишком занят делами, а вот мама все замечала. Улыбалась, лишь однажды тихонько сказала мне, когда мы вместе вышивали:

– Осторожнее, Леона, не позволяй пану Коханскому лишнего. Если отец однажды и даст разрешение на ваш брак, то не раньше, чем выдаст замуж Элену, ведь она старшая. А ее брак, очевидно, дело небыстрое. Что-то Бжезовские все тянут с помолвкой. Не натвори глупостей.

Конечно же, никакие глупости я творить не собиралась. Пусть мы воспитывались в глуши, но все же имели отношение к аристократии. Более того, я не собиралась делать ничего, что могло бы разозлить отца и заставить его выслать Яна из усадьбы.

А Бжезовские на самом деле не торопились. Антон Бжезовский и вовсе перестал у нас бывать. Только если маменька не знала причин, то я знала: Элена прямо сказала ему, что больше не любит. Я сомневалась, что она вообще когда-либо любила Антона, а теперь, когда в поле зрения появился Ян, и вовсе не собиралась больше замуж за него.

Я надела платье прямо поверх ночной сорочки, накинула сверху накидку: из приоткрытого окна тянуло прохладой, не хотелось замерзнуть. Уже идя вслед за Эленой к выходу, я взглянула в большое зеркало. Сейчас я определенно была Леоной, но, кажется, так хорошо видела ее впервые. И если Элена больше походила на меня, то Леона была настоящей красавицей, пожалуй, в красоте ничуть не уступала Юльке. Те же огненно-рыжие волосы, но еще длиннее, до самого