Холодная сталь коснулась моей шеи. Я тихонько всхлипнула, прощаясь с жизнью.

Резкий грохот заставил меня распахнуть глаза. Едва ли это тот свет. От мира мертвых ожидаешь меньше шума и больше… ну, чего-то великолепного. Не знаю, может, прекрасных юных дев, может, изысканных вин и солнечных лугов. Черт знает, чего я вообще ожидала, но явно не тяжело дышащего ректора Корвуса в пыльной мантии и со шваброй наперевес.

Держа швабру как копье, он спокойным холодным тоном сказал:

— Профессор Уэсливер, положите профессора Маккой туда, откуда взяли.

— Много распоряжаетесь, ректор, — оскалился Уэсливер и полоснул кинжалом по моей шее.

Боли не было. Совершенно. На какой-то момент я подумала, что просто-напросто уже умерла и вся эта сцена не более чем галлюцинация. Только воспаленный умирающий мозг способен породить картину ректора Корвуса с копьем-шваброй. Я ошибалась.

Удивительная вещь — время. В зависимости от ситуации ему свойственно сжиматься и растягиваться. Прошло не больше пары секунд, пока я успела увериться в том, что галлюцинирую, попрощаться с жизнью, опустить взгляд и увидеть то, что уберегло меня от смерти. Подрагивающая шерсть предстала моему взору. Коврик! Коврик закрыл меня собой!

Уэсливер сердито дернул рукой, вырывая кинжал из шерстяной плоти коврика, но сделать вторую попытку не успел. Меткий удар шваброй по голове заставил Митча Уэсливера пересмотреть свои планы. Он пошатнулся и выронил оружие. Металл лязгнул, соприкоснувшись с каменными плитами пола.

— ..не понимаешь.. почти нашел источник бесконечной магии.. ..ромное количство нергии.. — слабо пробормотал Уэсливер, попытался сфокусироваться на Корвусе, сделал шаг к нему, но рухнул прямо на пол.

— Все же в умелых руках швабра на многое способна, — удовлетворенно протянул Бриар и, тронув кончиком запыленного черного ботинка бездыханное тело Уэсливера, сообщил: — Вы уволены, профессор. А вы, профессор Маккой, будьте добры, в следующий раз передавайте важные послания не при помощи ковра-самолета. Я с трудом понял, что нужно этому комку шерсти.

— Я.. Ты.. Да я! — сердито прокричала я и самым позорным образом залилась слезами. Нет, ну где это видано?! Я его предупредила, нашла возможность передать весточку, тянула время, чтобы этот псих не убил меня и всю Форише Глас, а этот человек еще и недоволен! Нет, правду говорят: начальству угодить невозможно. Хоть в лепешку расшибись, все равно придет руководство и скажет, что лепешка-то кривоватая. Можно было и поаккуратнее как-то расшибаться.

— Ну, все-все, — пробормотал Бриар, привлекая меня в свои объятия. Ректор пах пылью и можжевельником. Довольно приятно пах, надо сказать. — Все уже закончилось, Мередит.

— Он с ума сошел, — пожаловалась я на Уэсливера. — Окончательно спятил. Хотел нас с Эхои сделать частью ритуала.

— Хочешь, я его уволю? И премии лишу.

Я обиженно шмыгнула носом и пробурчала куда-то в ректорскую мантию:

— Хочу.

Откуда-то издалека донесся топот и чьи-то громкие голоса.

— Это спасательный отряд, — шепнул Бриар мне в макушку. — Опаздывают, как всегда. Разогнать бы их всех, да работать некому будет.

Наверное, стоит оторваться от ректора и прекратить ставить его в неловкое положение. Все же мы оба профессионалы. Нужно соблюдать субординацию.

Я не отодвинулась от него ни на дюйм. Прижалась еще крепче и позволила сознанию уплывать куда-то прочь. Он здесь, какой-то спасательный отряд тоже прибыл, значит, разберутся.

— Профессор Маккой в порядке? — поинтересовался звонкий юношеский голос и весело шепнул кому-то: — Не могу понять, ректор ей оказывает медицинскую помощь или моральную поддержку?

— Цыц! — шикнул юный женский голосок. — Ты уже и без того немало наговорил, Дживер Гаредос! Если немедленно не замолчишь, я…

— Молчу, дорогая! — поспешно перебил первый.

Дживер, значит. От удивления и любопытства я вынырнула немножко из складок ректорской мантии. Дживер Гаредос, не скрывая интереса, глазел на наш с Бриаром тесный дуэт, а Лира Первис дергала его за рукав мантии и отчитывала громким шепотом.

— Что вы двое здесь делаете? — холодно поинтересовалась я, вспомнив, наконец, кто тут профессор.

— А мы не двое! — радостно объявил Гаредос.

И действительно, подвал, казалось, заполонила половина академии. Ну ладно, может, насчет половины я погорячилась, но добрых две трети моих второкурсников и почти все преподаватели на месте происшествия присутствовали. Столпившись, они уставились на нас с Бриаром, словно никогда прежде не видели связанных заплаканных женщин в объятиях ректоров.

— Мередит! — бросился ко мне доктор Агро. — Дорогая, тебе срочно нужна медицинская помощь!

— Погодите вы со своей помощью! — одернул его профессор Остерандо, чей острый взгляд блуждал по помещению, не останавливаясь ни на мгновение. В глазах профессора блестели слезы, что тоже не улучшало видимость: — Коллега, гравилат! Где же мой драгоценный гравилат?

Драгоценный гравилат, кажется, лежал, придавленный Уэсливером, но ответить мне все равно не дали.

— Дон ректор, не отчисляйте их, пожалуйста! Они не намеревались делать ничего противозаконного. Они ведь еще совсем дети! — звонко щебетала Лира Первис.

— Должен сообщить, что я не могу отвечать за свои действия, поскольку находился под воздействием травмирующих событий. У меня стресс, — утратив часть своей вечной снисходительности, оправдывался Кензари.

— Я тебе сейчас такой стресс устрою, — мрачно пообещал Мезенгард, украдкой продемонстрировал одногруппнику кулак.

— Дон ректор, нам бы поторопиться, там проверяющий вас уже целую вечность ищет. Я, конечно, оставил с ним Никотича, тот сейчас про свою будущую диссертацию вещает, но ведь надолго этого не хватит, — грузная фигура дона Кратимитча показалась из-за спин однокурсников.

Студенты и коллеги окружали нас, и кольцо постепенно сжималось. Донна Первис продолжала что-то говорить о том, что «они не виноваты, а если и виноваты, то не так уж сильно». Остерандо рвался показать гравюры маленького гравилата и рассказать, каким крошечным и милым росточком он был. Агро рвался провести мне осмотр, а Мирскен громко восклицал, что такие переживания сжигают как минимум полтысячи калорий и предлагал всем булочки.

— У меня еще есть! — извлекал он из широких карманов выпечку. — Ешьте-ешьте! Сегодня можно!

— Тишина, — ровно и негромко отчеканил ректор.

Все моментально замолкли. Не снимая теплых ладоней с моих