язык. Афина ехала верхом на псе и, спрятав голову под крыло, храпела. Где-то на полдороге Анубис снова споткнулся. Афина свалилась с его загривка, но этого никто не заметил.

– Послушай, Саймон, – сказала Чворктэп. – Ты меня не проведешь. Все эти разговоры о том, что ты де напиваешься, чтобы узреть Творца и сбросить с себя все свои комплексы, – не более чем отговорка. Правда же заключается в том, что ты устал от своих исканий. Ты также страшишься того, что можешь услышать в ответ на свой главный вопрос. Что, если тебе не хватит смелости посмотреть в лицо Истине. Я права?

– Ошибаешься! – возразил Саймон. – Хотя, кто знает? Да, ты права. В чем-то. Но я не боюсь услышать ответ. В первую очередь потому, что, скорее всего, никакого ответа нет. Я утратил веру, Чворктэп. А когда ты теряешь веру, то находишь новую в другой религии.

– Послушай, Саймон, – сказала она, – как только мы вернемся на корабль, я прикажу Ягодке тотчас же сняться с места. Давай улетим отсюда, прямо сейчас, чтобы ты протрезвел и выбросил из головы всю эту алкогольную муть… Хватит быть жалким пьяницей с разжиженными от спиртного мозгами, который едва ворочает языком! Снова стань человеком, возобнови свои поиски!

– Но ведь кто, как не ты, вечно твердила мне, что они смехотворны? – пробормотал Саймон. – И вот теперь ты хочешь, чтобы я снова за них взялся?

– Я не хочу, чтобы ты делал что-то только для того, чтобы угодить мне, – ответила она. – Но я была гораздо счастливее, когда у тебя имелась цель, причем цель, достойная уважения. Да, я сомневалась, как сомневаюсь и теперь, что ты когда-либо ее достигнешь. Но ты был счастлив, пытаясь это сделать. А поскольку ты был счастлив, то и я тоже была счастлива. По крайней мере, в той степени, в какой это возможно в этом мире. Да и вообще, я люблю путешествовать, и очень люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – признался Саймон и разрыдался. Наконец, успокоившись, он вытер глаза, высморкался и сказал: – Ну, хорошо. Я так и сделаю. И навсегда откажусь от выпивки.

– Повторишь эту клятву, когда протрезвеешь, – сказала Чворктэп. – А пока, давай-ка поскорее улетим из этого гадюшника.

19. Планета-тюрьма

В этот момент их окружило с десяток местных мужчин – все как один в тесной униформе навозного цвета и с такими же лицами. Глаза всех до единого были затянуты полупрозрачными бельмами – они насмотрелись слишком многого и потому покрылись защитной пленкой. По крайней мере, так показалось пьяному Саймону.

Порой и пьяница бывает наблюдательным, хотя потом он обычно этого не помнит.

– В чем проблема, господа офицеры? – спросил Саймон.

– Вы оба арестованы, – ответил главный.

– На каком основании? – возмутилась Чворктэп, даже не глядя на них, потому что отвернулась, оценивая расстояние до корабля. Увы, Саймон и его питомцы были не в том состоянии, чтобы бежать. В любом случае пес и сова уже лишились свободы – несколько полицейских заталкивали их в клетку на колесах. Саймон же никогда не бросит своих питомцев.

– Этот человек обвиняется в жестоком обращении с животными, – заявил начальник. – А вы – в незаконном бегстве от своего хозяина на Зельпсте и угоне космического корабля.

Чворктэп как будто взорвалась. Позднее она объяснила Саймону, что хотела пробиться к кораблю, чтобы затем с его помощью атаковать полицейских, а Саймон тем временем выручил бы из клетки Анубиса и Афину. Но в этот момент ей было не до объяснений. Удар ребром ладони по шее, пинок ногой в пах, тык пальцами в рыхлое, полное выпивки и жрачки брюхо, подсечка по колену и, наконец, удар локтем в горло. В следующий миг Чворктэп уже со всех ног неслась к кораблю. Увы, начальник был закаленный ветеран и редко утрачивал присутствие духа. Выскользнув из яростной потасовки, он, видя, что Чворктэп убегает и ему ее никогда не догнать, вытащил револьвер. В следующий миг Чворктэп рухнула с пулей в ноге.

После чего список обвинений пополнился. Сопротивление законным требованиям властей и нанесение телесных повреждений офицерам полиции тянуло на серьезную статью. Cаймон, хотя он и не сдвинулся с места во время побоища или бегства, был объявлен сообщником до, во время и после имевшего места преступления. Тот факт, что он не имел ни малейшего понятия о том, что Чворктэп нападет на полицейских, и даже пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь, не играл никакой роли. Не прийти на выручку полиции приравнивалось к помощи и содействию своей напарнице.

Как только Чворктэп перевязали рану, обоих инопланетян вместе с их животными доставили в ночной суд, где они на четыре минуты предстали перед судьей. Затем их долго куда-то везли и, в конце концов, высадили из полицейского фургона перед огромным зданием. Каменно-цементный десятиэтажный исполин занимал пространство не меньше квадратной мили.

В основном оно использовалось для содержания тех, кто ожидал суда. Арестантов, в том числе хромающую Чворктэп, ввели внутрь. Здесь у них взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, заставили раздеться и принять душ, после чего отвели в специальную комнату на медосмотр. Врач также проверил их заднепроходные отверстия и вагину Чворктэп на предмет спрятанного оружия и наркотиков.

После этого их на лифте привезли на верхний этаж и всех четверых поместили в камеру, имевшую десять футов в ширину, двадцать в длину и восемь в высоту. В камере имелась просторная и удобная кровать, несколько стульев, стол с вазой посередине, в которой стояли свежие цветы, холодильник, до отказа набитый колбасами, ветчиной, хлебом, маслом и пивом, умывальник, унитаз, полка с журналами и книгами в мягкой обложке, проигрыватель с пластинками, радио и телефон.

– Неплохо, – произнес Саймон, когда за ними заперли железную дверь.

Увы, кровать кишела клопами, в стульях обитало несколько мышиных семей, цветы, еда и пиво в холодильнике оказались пластиком, из кранов раковины текла только холодная вода, унитаз, похоже, был забит, страницы книг и журналов были пусты, проигрыватель и радио тоже оказались лишь пустыми футлярами, а телефон был предназначен лишь для экстренных вызовов.

– Это еще почему? – поинтересовался Саймон у надзирателя.

– Настоящие вещи – непозволительная роскошь для государства, – ответил тот. – Имитации же призваны создавать ощущение домашнего уюта. Они не дают заключенным пасть духом.

Местное Общество по Предотвращению Жестокого Обращения с Животными обвинило Саймона в том, что он сделал из своих питомцев алкоголиков. Хозяин Чворктэп на Зельпсте требовал ее экстрадиции.

– Это легко опровергнуть, – заявил Саймон. – Я не давал им ни капли спиртного. Это все прощелыги в баре, местное отребье.