Неожиданно выяснилось, что мы оба любим оперу, а «Царскую невесту» просто обожаем. Ах, не верится, мне не верится, // Что могла она полюбить меня, – пропел Галушка приятным густым баритоном. Намёк? Чёрт его разберёт, этого странного доктора. На всякий случай сделала вид, что не поняла.

Изредка наши диалоги, действительно, сползали по наклонной, зависали над неведомой пропастью, грозили соскользнуть и, ударившись о дно, взорваться восторгом, но каждый раз, благодаря мастерству врача, благополучно возвращались на безопасную исходную позицию.

– Вам полезно влюбиться по-новой, – заметил как-то Кирилл Николаевич. – Подобное лечится подобным.

– Кажется, уже, – сообщила я игриво и многозначительно на него посмотрела.

Галушка ничуть не смутился и благосклонно кивнул.

– Хороший симптом, но надо сменить объект.

Я сходу передёрнула карту. Никогда не отличалась ни напором, ни хамством, но тут меня понесло.

– Я имела в виду не вас – вы не подходите.

Он даже приспустил веки, чтобы скрыть раздражение от профессиональной ошибки.

– Чем же я плох?

– Нет азарта. И злости. К тому же, насколько мне известно, у вас жена и трое детей.

От удивления психотерапевт невольно приоткрыл рот, и меня осенило, что армянка обманула. Мы оба с облегчением рассмеялись, и я подумала, что с первой любовью жизнь не кончается, есть ещё много интересного, поначалу – хотя бы непредсказуемая игра в слова.

Тема женитьбы меня увлекла и в следующий раз получила продолжение.

– Если посулите руку и сердце, – ошарашила я врача, – пожалуй, возьму и то, и другое, хотя для вас это станет сплошным разочарованием. Понятия не имею, что сначала класть в борщ – картошку или капусту – у нас готовит домработница.

– Ну, это легко исправить, я недурно стряпаю, холостяцкая жизнь приучила, – сообщил Галушка, подстраиваясь под мой шутливый тон.

Пришлось демонстративно надуть губы.

– Так не годится, у мужчин другие задачи. Лучше наймём женщину, старую и кривоногую, чтобы я не ревновала.

– На кухарку у меня нет денег.

– Вот видите, – обрадовалась я, – вам рано жениться.

– Тогда давайте пока обручимся, а то юноша с переломом ключицы часами топчется возле вашей палаты. Вдруг уведёт?

С Артуром, сыном торговцев на столичном Центральном рынке и дальних родственников заведующей отделением, мы плотно общались с тех пор, как я начала выезжать на коляске в коридор. Парень словоохотлив по южному и по южному хорош. Когда спал, и особенно в профиль – тогда ускользало выражение глаз. Тёмные, с крупную маслину, они постоянно перекатывались, словно крутились в масле, не находя покоя. Встречаются люди с полной записью сущности на лице. Из этого претендента на мою руку так и пёрло желание заполучить квартиру и важного тестя. Он даже с Крокодилицей успел познакомиться в часы посещений и, кажется, очаровать, что казалось невозможным в принципе.

– Пойдёшь за меня? – спрашивал Артур по десяти раз на дню. – Я закончил лётное и подал заявку в отряд космонавтов.

– Надеешься, возьмут?

Он посмотрел с сожалением – вот дурочка.

– У меня есть всё: красный диплом, связи и деньги. Так как насчёт свадьбы?

– Я подумаю…

Но он спешил и уже лез целовать меня на виду у праздношатающихся больных и снующих медсестер и нянечек. Те, что постарше, качали головами. Я отбивалась.

– Сумасшедший! На нас смотрят.

– Не понимаешь – они же завидуют!

Я откровенно веселилась. На следующее утро кандидат в космонавты пришёл расстроенным.

– После обеда меня вытряхивают из этого приюта избранных.

– С гипсом?!

Он со вздохом опустил глаза:

– Дал здоровой рукой в челюсть врачу. Удачный хук.

Я сразу догадалась:

– Кириллу Николаевичу?

– Ага. Чтобы мою девушку не клеил.

– Девушка – это я?

– Кто же ещё!

– Вот дурак! А он ответил?

– Куда там! Вызывал его на дуэль – отказался.

Я представила, как Галушка, качая головой, потирает большой рукой квадратный подбородок.

– Так пойдёшь замуж? – не отставал нарушитель больничного регламента.

– С какой стати?

– Мы же любим друг друга.

– Ты уверен?

– Пш-ш… Видно со стороны. Иначе этот старикан не пытался бы вонзиться между нами.

И Артур, вдохновлённый победой, одержанной над конкурентом, снова полез целоваться. Я отвесила ему оплеуху. За себя или за врача? Однако на очередном сеансе психотерапии спросила презрительно:

– Почему вы не ответили этому придурку? Он вроде бы ваш соперник. Струсили?

Кирилл Николаевич посмотрел на меня с удивлением:

– Мы в больнице, а не на ристалище. И надеюсь, я немножко умнее этого мальчика. А сильнее – уж точно. Могу убить кулаком. Да и какой соперник из безответно влюблённого? Даже у меня шансов больше.

Я опешила:

– Вы-то откуда знаете?

– По должности.

Мне давно требовался муж, но ни обстоятельный Галушка, ни недозрелый Артур на эту роль не годились. Врач ушёл, а я всё думала: может это объяснение в любви? Или опять шутка? Скорее всего.

Когда меня выписывали, Галушка забежал на минуту – попрощаться. Он щурился, смотрел в сторону, и поймать его немигающий взгляд я не смогла. Почувствовала грусть и одновременно облегчение от того, что больше не придётся в напряжении ходить по хрупкому льду.

2 августа.

Месяц до начала учебной сессии я провела в Евпатории, под присмотром папиной двоюродной сестры, очень доброй весёлой толстухи. У её дочери нашли туберкулёз позвоночника, и семья давно обосновалась на юге в прохладном одноэтажном строении с деревянными ставнями. Пятнадцатилетний тёткин сын, красивый блондин, ощупывал мою грудь карим взглядом, что меня страшно забавляло. Во внутреннем дворе, за шпалерами винограда, я позволяла себя целовать, и он довольствовался малым, понимая, что на большее рассчитывать не приходится.

Домой я вернулась уверенная в себе, отдохнувшая и набравшая привычный вес. Папа одобрительно кивнул головой – попытка самоубийства его сильно напугала. Институтские подружки казус с румыном не вспоминали, мы сравнивали степень загара и делились летними впечатлениями. Тина с Бригиттой и Гитой тоже два месяца жили дикарями в Крыму, где познакомились со студентом Московской консерватории, тенором из класса знаменитой Катульской, на совести которой не было испорченных голосов и все её ученики пели в опере, в крайнем случае, стали камерными певцами.

Альберт Маслёнкин, который скромно просил называть себя Аликом, отдыхал в ялтинском пансионате по бесплатной путёвке в битком набитой комнате, но солнечный пляж, море, ракушки! В молодости это важнее. Вместе гуляли, плавали, сдружились, обменялись телефонами. Тина, конечно, влюбилась и, конечно, не показывала виду. В Москве они встретились, немного потрепались и разошлись, Алик сказал, что нет времени – последний курс, много занят в спектаклях Оперной студии.

Тина поняла, но то ли захотела отомстить, то ли потешить самолюбие, если получится, и