меня, лишь бы я не портила мнение о них, называясь и числясь частью их рода. И так на протяжении всей жизни, если, конечно, это существование вообще можно называть жизнью. Никакой поддержки, никакой любви, никакой надежды на лучшее. Единственное, что поменяется, — это разве что то, что меня перестанут пытаться сбагрить замуж за какого-нибудь старика, выбив роду хорошие связи и возможности.

— А так же поменяется то, что мы будем вместе. Или это не имеет значение?

— Разумеется, имеет. Просто от осознавания того, что так пройдёт вся моя жизнь на душе становиться невероятно погано. А теперь ещё я, похоже, войду в род Мори, став второй женой после невероятно талантливой, гениальной и всемогущей Мори-сан. Из-за пропасти в наших возможностях между нами будет создан такой контраст, что я буду выглядеть вовсе не заслуживающей жизни, даже в таком виде, как я описала ранее. И что хуже всего — я боюсь заводить детей.

— Потому что боишься, что они пройдут через то же, через что прошла и ты...

— Не хочу им такой участи, и поэтому очень сильно боюсь... Если хоть один из них будет столь же слабым и обделённым талантом, как и я, это... это просто будет ужасно...

«И шанс на это действительно высок. Хотя, скорее, правильнее будет сказать, что это почти стопроцентный вариант развития событий, ибо генетика решает крайне сильно, даже если не затрагивать тему EMF-а, в котором она и вовсе на первом месте.»

— Поэтому я и спрашиваю: думаешь, мы действительно должны на всё это идти, просто чтобы быть вместе? Может... может, мы можем просто убежать?.. — наконец-то подняв ко мне глаза, спросила она. — Если получиться, мы найдём какую-нибудь небольшую тихую страну, где нас никто и никогда не найдёт, заселимся в ней подальше ото всех — где-нибудь в горах с зелёными полями и протяжной речкой, построим там домик, заведём скот, огород и домашних животных, со временем наладим и привыкнем к этому спокойному быту; а когда это произойдёт, заведём детей — будем их растить в заботе и доброте, не обрекая на бесконечные требования; будем их учить, не требуя от них высоких показателей; научим их сражаться, но только для самозащиты и защиты тех, кто им будет дорог. Так мы создадим наш собственный маленький мирок, в котором будем лишь ты, я и наши дети. Будем жить счастливо в любви и заботе. Разве это невозможно?.. — будто вкладывая всю душу в эти слова, спросила она.

«Возможно. Будь на моём месте Акира вряд ли это было бы возможно, но заместо него в этом теле нахожусь я. Со мной это возможно. И сейчас от моего ответа зависит полностью зависит дальнейшее развитие событий.»

— Нет, это невозможно. Ты сама это знаешь — мы не раз это обсуждали уже.

Услышав это, из её глаз потекли слёзы, а она, печально сглотнув, повернула голову к моему плечу, больше не смотря мне в глаза и лишь тихо всхлипывая.

«Конечно же, мой ответ — нет. Никак иначе и быть не может. Поначалу попав в этот мир я был не уверен в своём предположении, но теперь я не сомневаюсь — у меня нет выбора. Сама судьба направляет меня на избранной мною путь. И я исполню своё предназначение, чего бы это не стоило. Таков мой путь, и я пройду его до конца.»

Через десяток минут тихо плача у меня на плече Нанака всё же уснула. Когда это произошло, я протянулся к телефону и разблокировал его, после чего прочёл пришедшее сообщение от дедушки Мияко: «Пятого числа нужно будет обсудить вопрос экзамена.»

«На первый взгляд это сообщение может показаться полным бредом, ведь зачем дедушки Мияко писать мне, что хочет встретиться, когда может просто поставить перед фактом буквально в любое время, а не через неделю с лишнем? Но на деле это сообщение имеет совершенно другую натуру, о которой мы изначально с ним договорились, когда я, перед тем, как идти к вокзалу, откуда направился бы на свидание, зашёл в школу, где и встретился с ним.»

Наш же разговор представлял из себя следующее:

— Извините за неожиданность, — извинился я, после того, как постучался и, услышав одобрение, открыл дверь кабинета. — Можно войти?

Директор, и по совместительству дедушка Мияко, сидел за своим столом в круглых очках и держал в правой руке какие-то документы.

— Разумеется, — ответил он спокойным голосом, — проходи, присаживайся, — отложив документы и сняв с себя левой рукой очки, правой рукой указал он на кресло с правой стороны кабинета.

— Благодарю, — поблагодарил я, поклонившись не слишком низко, после чего прошёл в кабинет и сел на указанное кресло.

— По какой причине пришёл: это касается школы, или... нечто более важное?

— Более важное.

— Понятно, — спокойно кивнул он, — можешь говорить, наш разговор никто не подслушает — этот кабинет надёжна защищён.

«А на первый взгляд по нему и не скажешь. Хотя, очевидно, что всё это делается вскрытую, ибо иначе было бы слишком неправильно.»

— Вы слышали все мои диалоги с Мицуки Токи-сан во время экзамена?

— Да, — дал он лаконичный ответ, не выдав при этом больше информации, чем нужно.

— Вы знаете о том, что выигранной мною на прошлом экзамене дом на данный момент разрушен?

— Да, — ответил он, не сдав пытаться угадать, к чему именно я клоню, хотя вариантов уже и не столь много.

— Я подозреваю, что дом был разрушен ночью с двадцать первого по двадцать второе число, практически сразу после того, как я вступил в первый конфликт с Токи-сан, и она пообещала мне за это отомстить, — я выдержал паузу, но так и не услышав вопрос, продолжил: — Я так полагаю, что это и была её первая месть. И я был бы не против, ограничься всё этим, но по итогу мне вновь пришлось вступить с ней в конфликт на этом экзамене, в ходе которого она пообещала ещё более жестокую месть, в которую, возможно, входит моё устранение. Не могу сказать наверняка, но на данный момент я уверен, что она не оставит эти обещания просто так.

— Хочешь защиту? — всё же спросил он, не выдержав хранения молчания.

— Всё верно. Мне нужна защита, и как можно более надёжную. Такую, которая сможет не поднимая шума, устранить отправленную за мною группу.

—