Шрифт:
Закладка:
— И не надо, — Макаров улыбнулся и положил на стол очередную карту. — Пустое это из-за пустяков таких ругаться. Нам бы сейчас Москву немного безопасней сделать надобно, чтобы о коронации у всех гостей только самые светлые воспоминания остались. А твоя задача, Николай Петрович, сделать так, чтобы эта безопасность сохранилась.
— Вот этим мы с Вороновым и занимаемся, — проворчал Архаров и снова приник к трубе. — Молодой Пашка ещё, горячий. Но службу эту любит почти как я. Ты, Александр Семёнович, близок к его величеству, скажи мне только правду, как на духу, он собирается до ума полицейскую реформу доводить?
— Она у него на втором месте вместе с моей службой стоит. А на третьем — армия, — Макаров полюбовался сошедшимся пасьянсом. Даже разбирать жалко стало, так хорошо всё сошлось.
— Вот оно что, — Архаров на него покосился. — А что на первом, если не секрет?
— Да какой же в этом секрет, — Макаров вздохнул и собрал карты в колоду. — Об этом уже двор, почитай, недели две жужжит, не прекращая. Потому что на первом месте у Александра Павловича стоит пересмотр дворцовых должностей и сокращение их как бы не на две трети.
— Да ну? — Архаров покачал головой. — Дела… Но мы-то с тобой ко двору никакого отношения не имеем, у нас своей головной боли хватает.
— Ну что же, пора сигнал нашим людям, да… Макаров поднялся из-за стола, но тут Архаров его перебил, вскрикнув: — Какого лысого чёрта ты здесь делаешь⁈
— Что случилось, Николай Петрович? — Александр Семёнович нахмурился и подбежал к окну. Уже не заботясь о скрытности, он отодвинул штору и едва сдержался, чтобы не начать выражаться куда забористее, чем это сейчас делал Архаров.
К дому, где разместились марвихеры или по-другому карманники высшего пошиба, подкатил экипаж, и оттуда выскочил взъерошенный Сперанский. Вслед за ним вышел чиновник, отвечающий за эту проклятую нумерацию, которая стала для Михаила Михайловича делом принципа. Чиновник тащил с собой огромную книгу. Открыв её, он принялся что-то говорить Сперанскому. Секретарь императора его внимательно выслушал, кивнул и принялся кулаком стучать в дверь.
Сидевший на козлах извозчик смотрел на Михаила широко открытыми глазами. Эти глаза Макаров отсюда без подзорной трубы видел. Его пассажир высунулся из экипажа и, не скрываясь, посмотрел прямо на Александра Семёновича. Тот резким движением дал отмашку. Нужно было что-то решать, но решать быстро, и Макаров понадеялся на одного из лучших своих людей, которого прочил в начальники Московского отделения Службы безопасности.
Клим Щедров лихорадочно соображал, что же ему предпринять. Появление Сперанского запланировано не было, и Клим почти физически чувствовал, как тщательно подготовленная операция летит в тартарары. К нему обернулся сидящий на козлах Фрол, один из гвардейцев, прикреплённый указом императора Александра к новой Службе безопасности. Во взгляде Кузнецова был только один вопрос: — Что делать-то будем?
Из того дома, где на третьем этаже расположились Макаров и Архаров, выглянул гвардеец, а Клим смотрел на Сперанского, не решаясь принять какое-либо решение. Вообще-то это он должен был начать стучать в дверь и делать вид, что уже заждался приятеля и что ошибся адресом. Никаких облав в последнее время не было, и обитателя дома не должны были насторожиться.
А дверь Сперанскому тем временем открыли. Михаил Михайлович стоял таким образом, что загораживал весь обзор от двери, а мнущийся рядом чиновник с огромной книгой завершал картину. И Клим принял решение. Он снова высунулся из экипажа, махнул рукой гвардейцу, обозначая начало операции, и тут же прошептал, обращаясь к Фролу: — Ждём.
Сперанский тем временем смотрел на открывшего ему дверь молодого мужчину, не старше его самого, и никак не мог определить, к какому сословию тот относится.
— Что вам угодно, господа хорошие? — наконец спросил открывший мужчина, слегка растягивая слова.
— Секретарь его величества императора Александра Павловича, Сперанский, — представился Михаил. — Вы господин… — и он повернулся к чиновнику.
— Дом записан как собственность господина Красикова, — тут же ответил чиновник, что-то вычитав в книге.
— Вы господин Красиков? — Сперанский снова посмотрел на своего собеседника.
— Нет, — он покачал головой. — Я его друг, да, друг. А в чём, собственно, дело?
— Дело в том, что господин Красиков обязан был повесить на дом табличку с названием улицы и номером дома, — сквозь зубы ответил Сперанский. — И ему должно было прийти об этом уведомление.
— Я обязательно передам ему, если он запамятовал, — и мужчина принялся закрывать дверь, но Сперанский не дал ему это сделать.
— Вы должны также передать вашему другу, что срок исполнения — до завтра. А послезавтра сюда с проверкой придут уже гвардейцы. И да, номер этого дома тринадцать. Никаких самоуправств с номерами быть не должно. Это приказ императора.
— Какой номер? — мужчина перестал пытаться закрыть дверь. — Тринадцать? Нас что, в чёртовой дюжине поселили? — на его лице застыло такое зверское выражение, что Михаил невольно попятился.
В этот самый момент стоящий на бирже экипаж сорвался с места и развернулся прямо около Сперанского. Дверь в экипаже резко открылась, Михаила с чиновником и его книгой втащили внутрь, и экипаж сразу же сорвался с места. А на месте секретаря императора тут же вырос рослый гвардеец и ударом приклада отправил всё ещё стоящего в дверях мужчину внутрь дома.
— Облава! — успел заорать мужчина и тут же получил ещё один удар теперь уже в живот. Рухнув на пол, он схватился за живот и согнулся в три погибели, но стиснул зубы и даже не застонал.
— Зря орал, болезный, — весело сказал ему гвардеец, заходя внутрь, и из-за его спины тут же в коридор заскочили человек пять, а потом ещё несколько. — Дом-то окружён давно, чтобы ни одна ваша гнида сбежать не удумала, — и он, отправив лежащего на полу вора в глубокий нокаут, переступил через него и прошёл дальше.
Потерявший сознание вор, которого знали в криминальном мире как Лёньку-графа, ещё не знал, что в это же самое время в другие дома ворвались гвардейцы, полицейские-архаровцы и какие-то странные личности,
